Кикимора Светка Пипеткина - [3]

Девчонки закатились, смахивая выступившие от невозможности остановиться слезы, снова и снова прокручивая в воображении подробности конфуза.

Когда у обеих заболели животы, Светка неожиданно подытожила:

– Так этой Алке и надо! Подумаешь, отличница!

– Свет, ты чего? Ты же сама у нее контрольные сдуваешь! Завидуешь, что ли?

– Очень надо! Я и сама так могу, только не слишком-то хочется. Пусть такие дурочки, как она, думают.

– У-у-у… – поморщилась Анжелка, – никогда не думала, что ты так можешь про Петренко говорить. А про меня ты тоже думаешь, что я – дурочка? Я же нормально учусь! Правильно тебя брат Светкой-Пипеткой дразнит!

Ссора вспыхнула, как трава в костре. Обе девчонки вскочили и уже готовы были… Впрочем, вцепиться друг в друга они не успели: их накрыл наведенный Угошей столбняк.

Едва почувствовав, что мозг усвоил все, что было в Анжелкиной голове, Угоша отпустила ее сознание. Теперь следовало, пятясь, уйти в лес. Но желание рассмотреть поближе людей, дотронуться до их кожи, волос, убедиться, что они такие же, как и она сама, заявило о себе настолько сильно, что Угоша осталась. К тому же ее тянуло повредничать: очень уж вольно девчонки рассуждали о русалках. Поэтому, заставив «подружек» замереть, она не сделала ничего, чтобы скрыть свое появление, и, пока рассматривала купальнички, заколки с сердечками, трогала облупившийся лак на ногтях, девчонки умирали и никак не могли умереть от ужаса.

Конечно, ничего страшного в кикиморке не было: среднего роста, тощеватая, рыжая и загорелая, она ничем особо не отличалась от них самих. Разве что глаза… Большие, такие редко встретишь у людей. И зеленые – прямо фломастерные какие-то! Но мало ли у кого какие глаза? Ужас не отпускал девчонок по совершенно другой причине: Угоша не убрала защитный барьер страха, который испокон веку защищает любую кикимору при встрече с людьми. Чтобы убрать защиту, и нужно-то дважды щелкнуть пальцами левой руки. Но Угоша этого не сделала.

Когда, рассмотрев все, что хотелось увидеть, кикиморка позволила Анжелке со Светкой двигаться, обе, тоненько подвывая, рванули к деревне.

Угоша тоже вознамерилась уйти, прекрасно понимая, что скоро сюда пожалуют взрослые. Но тут ее взгляд упал на кучку забытой очумевшими девчонками одежды. Кикиморка нагнулась и вытянула двумя пальцами светлые шорты.

Ничего подобного она раньше не видела, а сама носила только тканные мамой платья из вымоченного в болотной воде льна. Но знания, взятые из Анжелкиной головы, прижились в сознании Угоши так, как если бы они были ее собственными. Поэтому она, повертев в руках шорты, быстро сбросила платье и засунула в них ноги. Потом извлекла из кучи цветную маечку.

Человеческая одежда оказалась неожиданно удобной и непривычно красивой. А когда Угоша подняла раскиданные по плечам волосы и посмотрела на свое отражение в озерной воде, ей вдруг подумалось, что вряд ли кто сможет отличить ее от только что сбежавших девчонок.

Едва ли сознавая, зачем она это делает, кикиморка быстренько переоделась в привычное платье, аккуратно свернула чужую одежду, зажала сверток под мышкой и побежала домой.

Глава 2 Побег

Мучительным и скучным было это лето. Новые человеческие знания не давали Угоше покоя. Иногда она уходила на дальний край своего островка, там, где у самой воды росла старая ива с огромным дуплом, запускала в дерево руку, доставала Анжелкину одежду, потом садилась под ивой и долго-долго смотрела на облака. Как плыли они туда, где в далеком прошлом жил прадедушка и сейчас живет много-много всяких разных людей.

А еще ее тянуло почитать какую-нибудь книжку. Желание досталось в наследство от Анжелки, успевшей за свою одиннадцатилетнюю жизнь вдоволь начитаться веселого, грустного и просто интересного. Только ничего подобного в лесу никогда не было. Разве что Большая Книга, но ее кому попало не давали.

В общем, любому, кто посмотрел бы на Угошу со стороны, стало бы ясно, что она изнывает от одиночества. В дополнение ко всему ее начали мучить разные странные вопросы. Например, почему они, кикиморы, должны таиться всю свою жизнь в лесу? Но вряд ли и Мида смогла бы на это ответить.

 

Иногда Угоша надолго покидала дом и бродила по лесу. Все чаще и чаще она заходила туда, где ей могли встретиться люди.

Так случилось и в то осеннее утро. Кикиморка встала, едва взошло солнце. Взяла небольшую корзинку и пошла через болото в сторону деревни: именно там Волчок видел целый выводок молоденьких мухоморов. А мухоморы она очень любила!

До грибной поляны оставалось всего ничего, когда Угоша услыхала совершенно не лесной шум. Впереди смеялись, звучала музыка. Вскорости и нос сообщил о запахе дыма и чего-то вкусненького.

Сначала кикиморка замерла, а потом, как очумелая, бросилась к людям. Остановилась она от них всего в нескольких шагах и затаилась в кустах.

В центре небольшой поляны дымился костер, обложенный закопченными валунами. Рядом стоял черный пузатый котел. У костра на корточках сидел мальчишка.

«Хлеб на шампурах жарит», – подсказала Анжелкина память. Остальные (человек пятнадцать) расположились поодаль. Шутили, смеялись. Мальчишки, девчонки, немолодая женщина, чем-то похожая на маму Миду… Но, чем заразительнее смеялись люди, тем печальнее становилась кикиморка. Все ее летние страдания заявили о себе с новой силой. А потом в какой-то момент внутренний голос завопил: «Ну и что? Что? Долго собираешься страдать? Стоишь, как трухлявый пень! У тебя есть человеческая одежда. Быстренько переодевайся и иди к ним! Посмотришь, потом вернешься домой. Ну, поругают немножко. И что из этого? Зато как интересно!»