Кикимора и другие. Сказки-притчи - [82]

Возвратились ввечеру Иван с невестой в горницу свою, а там уж черт с бесом их дожидаются.

— Повеселилась и хватит, — Марфуше говорят. — Пора в болото родимое возвращаться.

А та ни в какую.

— Средь пиявок и водяных сами, — говорит, — живите. А мне и здесь любо.

Переглянулись Пшелты с Шасвернусом, подхватили Болотницу под белы рученьки и назад в лес понесли. И как ни пиналась та и ни ругалась словами нехорошими, и не думали останавливаться.

Ивану все это представилось, будто вдруг налетели на любимую мыши летучие, подхватили и в окно унесли. Успел он вцепиться в платье ейное, но только клок в утешение в руке один и остался.

Царевич сразу стражу призвал и Марфушу искать бросился. Но даже следов под окнами видать не было.

Всю ночь Иван глаз не сомкнул, а на утро заявился к отцу с матушкой и извещает с порога, что суженую свою он найти должен.

Пробовали родители отговорить его от затеи безумной. Мол, много еще невест в округе для него осталося. Но царевич с детства упертый был. Ежели чего в голову себе вобьет, ни за что с пути не своротишь.

* * *

Как Пшелты с Шасвернусом Марфушу к болоту принесли да из тела человечьего выдернули, так сразу под корягу до утра и засунули, а сами сверху сторожить устроились. Но только солнышко лучи свои первые показало, вылезла та на свет божий, на кочку уселась и реветь принялась. И так уж её черт с бесом утешали, и эдак, все без толку.

— Погляди, сколько леших да водяных кругом, — уговаривали. — Где это видано, чтоб Болотница замуж за смертного шла.

А та все про свое лопочет.

— Почему Василисе Прекрасной можно? Чем я ее хуже?

Пошли Пшелты с Щасвернусом к Бабе Яге советоваться.

— Иван невесту искать отправился, — Старая им на то отвечает. — Коль сумеет он суженую свою найти — так тому и быть. Ну, а ежели сплохует и назад повернет, не судьба, значит.

Возвратились на болото черт с бесом и слова Яги Марфуше сказывают.

— Сиди здесь и жди, — говорят. — Ежели доберется до тебя Иван, так и быть, отпустим к нему.

А сами к опушке лесной бросились.

* * *

Подъехал Иван к лесу дремучему, глядит, камень перепутный лежит, а на нем ворон черный восседает важно. То Щасвернус обратившийся был.

Поводил царевич копьем по надписям и в сторону леса направился.

— Стой! — завопил ворон голосом человеческим. — Ты что, читать не умеешь?

— Плохо я в буковках разбираюсь, — признался Иван. Так и пришлось Щасвернусу ему написанное читать.

— Налево пойдешь — сундук с золотом найдешь. Прямо пойдешь — коня потеряешь, а налево путь держать будешь — в болоте сгинешь.

Черт с бесом как думали. Иван, конечно же, за златом отправится. Тут они его и заплутают в буреломах непроходимых. А назад только тогда выпустят, когда он слово даст восвояси убраться.

Но царевич по-другому уразумел.

— На кой, — говорит, — злато мне надобно, коль без любимой свет белый не мил. Коня верного тоже жалко. Так что правильно надумал. Ежели Марфушу в первый раз на болоте нашел, может, и в другой сыщется.

Стали Пшелты с Щасвернусом криками его страшными пугать, деревья вековые перед конем валить. А Иван только песенки насвистывает, через завалы-буреломы перебирается.

Добрался он до речки-невелички, что в болото Марфушино впадала, и подкрепиться малость решил. Достал крючок костяной, в подпол кафтана воткнутый, нитку распустил и рыбу ловить принялся. Надергал с десяток пескарей и плотвичек и уж огонь развести собрался, только тут мурлыканье завораживающее послышалось. Это Пшелты, видя такое дело, Кота Баюна малость помочь попросил.

Заснул сразу Иван сном беспробудным, а Баюн рядом устроился, песнь свою продолжает. Но страсть как он рыбку свежую любил и на улов царевича все глазом одним поглядывал. Не удержался, да и съел плотвичку одну.

Пока Кот другого пескаря доедал, Иван просыпаться начал, но опомнился Баюн вовремя и опять песнь свою завел. Только не заметил он, очередную рыбину уплетая, как лягушка к молодцу подобралась и лапами уши его прикрыла. Очнулся Иван, видит, котяра обед его доедает. Разозлился сильно и с кулаками на вора набросился, еле Баюн лапы свои унес.

Поворачивается царевич, а там Марфуша его стоит, девой вновь обернувшаяся. Бросились они друг к другу, слова сказать от волнения не могут.

Только не могли черт с бесом такого допустить и за самоуправство быстро Болотницу скрутили и под водой спрятали. Привязали лилиями да травами к коряге разлапистой и сидеть смирно велят.

А та бушевать принялась, наружу рвется, того и гляди поранится.

Пшелты тогда и говорит:

— Загадку мою помнишь? Коль скажешь ответ, так и быть, отпустим мы тебя к Ивану-царевичу.

Успокоилась сразу Марфуша и думать принялась, а черт с бесом на камушке недалече пристроились. Но ничего у ней подходящего на ум не пришло. Очи к небу возвела, на берег тоскливо смотрит. А там милый места себе не находит, взад-вперед бегает, имя ее выкликивает.

— Постой, постой, — думает. — Иван-то на двух ногах ходит.

Вспомнилось ей сразу, как младенцы на подворье царском в кроватках на четвереньках ползали. Только вот с третьей ногой все никак не складывалась. И сбоку она ее Ивану приставляла и спереди, не видела она смертных таких.