Киевский период. Часть 1 - [89]

В этом походе, кроме Ярослава Черниговского, не принимали участия и князья Северские; последние не успели соединиться с великим князем по причине быстроты, с которою был совершен его поход. В челе северских князей стоял тогда его двоюродный брат Игорь Святославич, который уже не раз отличился в битвах с Половцами и не далее как в 1183 г. предпринимал удачный поиск в степи вместе с родным братом своим Всеволодом, сыном Владимиром и племянником Святославом. То же самое задумал он повторить и теперь, после поражения Кончака на Хороле, куда, к великому его сожалению, ему не удалось поспеть вовремя. Не спросясь главы своего рода Святослава Киевского, он решил немедленно идти в степи с одними северскими дружинами и в конце апреля выступил из своего стольного города. В Путивле соединился с ним княживший в том городе сын его Владимир; сюда пришел и племянник Святослав Ольгович из Рыльска. Двоюродный брат Ярослав Черниговский прислал ему на помощь боярина своего Ольстина Олексича с отрядом коуев; то были полукочевые народцы, поселенные на южных пределах Черниговской земли, соплеменники Черных Клобуков. Современный поэт изображает приготовления Игоря к походу следующими словами: «Комони ржут за Сулою; звенит слава в Киеве, трубы трубят в Новеграде; стоят стязи в Путивле; Игорь ждет мила брата Всеволода». Но последний отправился другой дорогой, из Курска. Игорь двинулся к Донцу, перешел его, достиг берегов Оскола и здесь дождался своего брата, удалого Всеволода Трубчевского. Этот поход четырех князей, из которых самому старшему было не более 35 лет, произвел сильное впечатление на современников, так что кроме довольно подробного рассказа летописи он сделался предметом замечательного поэтического произведения Древней Руси, известного под именем «Слова о полку Игореве».

При самом начале похода являются недобрые знамения, которые предрекают ему печальный исход. Однажды, когда войско приближалось к Донцу, перед вечером солнце подернулось какою-то мглою, так что походило более на месяц, и это обстоятельство смутило дружину. Но Игорь старается ее ободрить. Вот уже Русь за шеломянем, т. е. перешла Половецкий вал и углубилась в степь. Ратники, высланные вперед «ловить языка», т. е. на разведки, воротились и донесли, что варвары собираются в большом числе и готовятся к сражению. «Спешите напасть на них, — говорили князьям разведчики, — или воротитесь домой, потому что время нам неблагоприятное». Но Игорь отвечал, что воротиться домой без битвы будет сором пуще смерти. Меж тем, по словам поэта, плотоядные чуют близкую поживу: стаи галок летят к Дону великому, волки воют по оврагам, орлы своим клекотом сзывают зверей на кости, лисицы брешут на червленые русские щиты.

Половцы собрались от мала до велика на берегах какой-то речки Сююрлея; а вежи свои, т. е. кибитки с женами, детьми и стадами, отослали далее назад. Игорь построил русское войско в обычный боевой порядок. Оно состояло из шести полков. Посреди шел полк Игоря, по правую сторону — брата его Всеволода, по левую — племянника Святослава; это была главная рать; перед нею шли Владимир Игоревич с своею дружиной и Черниговский полк, т. е. боярин Ольстин с коуями. Шестой отряд был сборный: его составляли стрелки, высланные наперед от всех пяти полков. Русь наступала бодро, покрытая железными кольчугами, пестрея красными щитами, под сенью своих стягов, развеваемых ветром. Передние отряды устремились на неприятеля; а Игорь и Всеволод тихо следовали за ними, «не распуская своего полку». Половцы не выдержали натиска одних передних дружин и побежали. Русь погналась за варварами, достигла до их веж и захватила большой полон: девиц, золото и шелковые ткани; а половецких кожухов, епанчей и других одежд было захвачено столько, что, по словам поэта, хоть мосты мости по болотам и грязным местам. Когда победители расположились станом среди половецких веж, Игорь начал говорить князьям и боярам: не довольно ли этой победы и не повернуть ли назад прежде, нежели соберутся остальные орды? Но Святослав Ольгович объявил, что он с своей дружиной далеко гнался за Половцами и что его притомленные кони не поспеют за другими полками. Всеволод поддержал племянника, и решено не спешить возвращением. Молодые князья веселились своею победою и легкомысленно похвалялись: «Братья наша, которая ходила с великим князем Святославом, билась с Половцами смотря на Переяславль; они сами пришли; а к ним князья не смели пойти. Мы уже побили поганых в их собственной земле; теперь пойдем за Дон, чтоб истребить их вконец; пойдем в Лукоморье, куда не ходили и деды наши». Поощренные успехом Северские князья, кажется, возымели надежду вновь отвоевать свой наследственный Тмутараканский удел.

«Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо, далече залетело», говорит поэт. А меж тем половецкие орды отовсюду спешат к месту действия; пришли два сильнейшие хана, Гзак и Кончак. На рассвете Русь с изумлением увидала бесчисленные полчища варваров, которые окружили ее подобно густому бору. Князья решили пробиваться в отечество; но чтобы не покинуть пеших ратников («черных людей») на жертву врагам, доблестные Ольговичи велели своей дружине сойти с коней и медленно начали отступать, отчаянно сражаясь с напиравшими со всех сторон варварами. Особенно богатырствовал Всеволод, которого поэт называет то Буйтуром, то Яртуром. Где он повернется, посвечивая своим золотым шеломом, там лежат поганые головы половецкие; их шлемы аварские разбиты стальными мечами и калеными саблями русскими. Дело происходило на берегах Каялы в жаркие майские дни; русские дружины были отрезаны от воды; люди и кони изнемогали от жажды. На третий день битвы, в воскресенье, коуи не выдержали и обратились в бегство. Игорь, уже раненный в руку, поскакал за ними, стараясь их остановить, и снял шлем, чтобы показать им свое лицо; но тщетно; ему не удалось воротить коуев. Тут, на обратном пути к своему полку, он был перехвачен Половцами и взят в плен. Всеволод, пробившийся наконец к воде, изломал все свое оружие о врагов и также был схвачен ими. Тогда окончилась битва; князья с остатком дружины разобраны Половцами и разведены по их вежам. Игорь достался хану Чилбуку из роду Тарголова, Всеволод — Роману, сыну Гзагка, Святослав попал в род Бурчевичей, а Владимир — Улашевичей. Поражение и плен смирили гордость Игоря; он принял их как наказание Божие за свои прошлые грехи, за многое пролитие христианской крови в междоусобиях с русскими князьями. С сокрушенным сердцем вспомнил он об одном русском городе, который был взят на щит и подвергся всем возможным неистовствам от ратных людей.