Киевский конфуз - [5]

Шрифт
Интервал


9.

Павел шагал по улице, не разбирая дороги. В ушах звучали оскорбительные выкрики одноклассников. Душа горела, воспламенённая огнём направленной на него человеческой ненависти. А ведь он считал себя настоящим украинцем - плоть от плоти этой священной земли, этого великого народа. Павел неплохо знал историю Украины, начиная от древних ориев (ариев) и трипольской цивилизации, положившей начало всей белой расе. Он верил, что его страна рано или поздно вернётся в свои древние границы от Карпат до Дона и от Полесья до Чёрного Моря, чего бы это ни стоило их поколению, взлелеянному для мести врагам Отечества. Но… Вдруг оказалось, что в жилах у него течёт чужая кровь, что оба его отца – и родной, и отчим – самые настоящие москали, а мать – всего лишь полукровка. И самое печальное, что с этим теперь ничего не поделаешь, как ни старайся.


Можно выучить чужой язык, принять культуру - песни, танцы, обычаи. Можно, в конце концов, даже изменить свою внешность - сделать пластическую операцию. Но НАЦИОНАЛЬНОСТЬ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ!!! Если ты русский по крови, то останешься презренным москалём до конца своих дней. И дети, и внуки твои будут москалями. Эта ужасная мысль засела в разгорячённой голове несчастного юноши и гнала его всё дальше и дальше по улицам Киева. Он не заметил, как спустился к Днепру и быстрой сосредоточенной походкой шёл, почти бежал по мосту Патона, обдаваемый воздушными потоками от движущихся навстречу машин.


Вот, наконец, и фарватер. Павел остановился у ограждения и посмотрел вниз, на широкую тёмную промоину, тянувшуюся вдоль скованной льдом реки.

«Если сейчас прыгнуть, то там, в воде, мокрая одежда быстро отяжелеет, мышцы сведут судороги, а течение унесёт безвольное тело под холодный лёдяной панцирь. Найдут, наверное, только весной», - мелькнула в разгорячённом мозгу шальная предательская мысль.


Стало не по себе. Голова закружилась. Но возвращаться в класс к бывшим друзьям? Сносить всеобщее презрение и ненависть? Нет, это было исключено. Просить прощения? За что? Ведь он не виноват, что родился таким. Тем более, кто сможет простить своего природного врага, москаля? Он сам бы никогда не сделал ничего подобного. Куда ни кинь – везде клин. Получается, что выход у него только один.

От пронизывающего холодного ветра тело била мелкая противная дрожь. Конечности стали ватными. Юноша поставил правую ногу на решётку ограждения, хотел сделать последнее движение, но в голове помутилось и, потеряв сознание, он начал медленно заваливаться набок…


10.

Когда Павлуша открыл, наконец, глаза, то увидел белый потолок своей комнаты, слегка закрытые шторы и радостные смеющиеся глаза матери. Родители сделали всё возможное, чтобы поставить сына на ноги, вернуть его мысли и чувства в нормальное русло. Православный батюшка провёл обряд изгнания бесов, освятил комнату Павла, читал молитвы. Когда это не помогло, с парнем работал маститый психоаналитик. Перевод в другую школу не дал видимых результатов. Тогда решили продавать квартиру и уезжать в Россию, к родственникам отца. Тем более – жизнь на Украине становилась невыносимой.


Прошли годы. Павел вырос, обзавёлся семьёй. Но до конца своих дней, время от времени впадая в депрессию, он привычно поднимал глаза к русскому свинцовому зимнему небу и, глядя сквозь тяжёлые низколетящие облака на светлый диск холодного северного солнца, чуть слышно, одними губами произносил заученные в детстве молитвы своему всемогущему небесному покровителю – прекрасному и лучезарному Даждьбогу.


Еще от автора Валерий Борисович Рыбалкин
Ведьма

Это рассказ о послевоенном времени. Война калечит судьбы людей. Солдат она учит убивать, а женщин, побывавших в фашистском рабстве, превращает в злобных беспощадных ведьм.


Оккупация

Это рассказ о тех, кто в годы Великой Отечественной войны в Донбассе, в городе Дебальцево оставался под оккупационной властью фашистской Германии. Рассказ написан по воспоминаниям очевидцев. Детство автора прошло в этом многострадальном городе, вновь пережившем оккупацию теперь уже украинских нацистов-бандеровцев. .


Грибное болото

Многообразен мир верований и легенд марийского народа. Кто видел промелькнувший несколько лет назад фильм "Овсянки", тот знает это. Марийцы - последние сохранившиеся язычники в восточной Европе. Причём, они одновременно с язычеством исповедуют и Православие. И это является примером для многих.


Судьба

О слабом человеке, не сумевшем пережить лихие девяностые годы. О том, что ему довелось испытать.


Путь к богу

.О лихих девяностых. О том, как сектанты организовывали новую общину в небольшом волжском городке. .


Моя теща

Это рассказ о женщине, которая пережила Отечественную войну, разруху и многое другое. Но, несмотря на все трудности, она не утратила оптимизма и своей поистине неиссякаемой жизненной энергии. Для меня эта женщина - символ ушедшей советской эпохи. .


Рекомендуем почитать
Мистификация

«Так как я был непосредственным участником произошедших событий, долг перед умершим другом заставляет меня взяться за написание этих строк… В самом конце прошлого года от кровоизлияния в мозг скончался Александр Евгеньевич Долматов — самый гениальный писатель нашего времени, человек странной и парадоксальной творческой судьбы…».


Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


33 (сборник)

От автора: Вы держите в руках самую искреннюю книгу. Каждая её страничка – душевный стриптиз. Но не пытайтесь отделить реальность от домысла – бесполезно. Роман «33» символичен, потому что последняя страница рукописи отпечатана как раз в день моего 33-летия. Рассказы и повесть написаны чуть позже. В 37 я решила-таки издать книгу. Зачем? Чтобы оставить после себя что-то, кроме постов-репостов, статусов, фоточек в соцсетях. Читайте, возможно, Вам даже понравится.


Клинический случай Василия Карловича

Как говорила мама Форреста Гампа: «Жизнь – как коробка шоколадных конфет – никогда не знаешь, что попадется». Персонажи этой книги в основном обычные люди, загнанные в тяжелые условия жестокой действительности. Однако, даже осознавая жизнь такой, какой она есть на самом деле, они не перестают надеяться, что смогут отыскать среди вселенского безумия свой «святой грааль», обретя наконец долгожданный покой и свободу, а от того полны решимости идти до конца.


Голубые киты

Мы живем так, будто в запасе еще сто жизней - тратим драгоценное время на глупости, совершаем роковые ошибки в надежде на второй шанс. А если вам скажут, что эта жизнь последняя, и есть только ночь, чтобы вспомнить прошлое?   .


Крещенский лед

«На следующий день после праздника Крещения брат пригласил к себе в город. Полгода прошло, надо помянуть. Я приоделся: джинсы, итальянским гомиком придуманные, свитерок бабского цвета. Сейчас косить под гея – самый писк. В деревне поживешь, на отшибе, начнешь и для выхода в продуктовый под гея косить. Поверх всего пуховик, без пуховика нельзя, морозы как раз заняли нашу территорию…».