Киевская сказка - [18]

— А во-вторых, я должен кое-что тебе рассказать. О том, что такое на самом деле ад. Так вот, алхимик: в аду нет ни котлов, ни серы, ни адского огня. Всё это есть в чистилище. Это такая гигантская лаборатория, в которой очищаются души. Это и есть трансмутация, — он улыбнулся краешком рта. — Но мне туда не попасть.

— Кажи коротше, — снова одернул милиционер.

«Получается, что этот принцип подмены понятий используется повсюду, — сообразил Пётр. — Как будто в головоломке два паззла меняются местами, и хотя общая картина остается правдоподобной, её смысл изменяется самым коренным образом».

— Так вот, ад — это такое место, где ты лишен всего, что было для тебя по-настоящему важным. Для меня самым важным на свете было обладать властью и постоянно ею пользоваться. Иметь больше денег, чем было у всех вокруг. Самый большой дом. Машины. Женщины. Но здесь ничего этого нет. Здесь только пустота и вечная боль от того, что у меня все отняли — и деньги, и власть, и женщин. Я любил спорт, но тела у меня здесь тоже нет.

— Оце мене просили тобі передать, — милиционер махнул рукой, и авторитетный человек Игорь Борисович послушно поднялся со стула. — Надеюсь, що ти пойняв, про що це.

Он развернулся, мощно и тяжко потопав по ступеням обратно, а покойник, не оборачиваясь, послушно шёл следом.

Удивленный, как только может быть удивлен человек, говоривший с мертвецом, Пётр не пошевелился на своем стуле с той самой секунды, как протер глаза и не увидел эту комичную и в то же время страшную парочку в своей лаборатории. А теперь, точно так же, не дрогнув ни единой ресницей, провожал их взглядом — и вот уже их нет, как будто и не было, только остался странный запах сырости и казенных помещений.

Пётр встал, с удовольствием потянулся, хрустнув всеми косточками затёкшего тела, обошел оцинкованный стол и посмотрел на стул, где сидел Игорь Борисович. Под стулом, у самой дальней ножки, виднелось что-то тёмное, явно чужеродное в лаборатории, сверкающей хромом, кафелем и чисто вымытым стеклом. Пётр поднял и рассмотрел под лампой: это был гамбургер, завёрнутый в бумагу, пропитанную ещё не свернувшейся кровью, замаравшей пальцы. Такие гамбургеры из «МакДональдса» Игорь Борисович всегда приносил для пса.

«Это не сон», — вспомнил Пётр слова толстого милиционера и в этот момент понял, что свободен.

Он огляделся по сторонам: нужно ли ему что-нибудь из лаборатории? Затем вспомнил, что наверху, в его комнате, осталась стопка книг, музыкальные записи и несколько довольно толстых пачек денег, но Пётр откуда-то знал, что деньги ему теперь ни к чему, как и ставшие бесполезными книги.

(Сейчас он бы прочитал, греясь под лучами все ещё тёплого осеннего солнца и надкусывая яблоки из сада Игоря Борисовича, какой-нибудь многословный и правдоподобно написанный роман, но его среди книг романов не было и не могло быть.)

Пётр собрался было забрать кассеты, но снова, сам не зная, почему, решил, что сможет вернуться в этот дом в любой момент, если только захочет. Он не спеша поднялся по лестнице, прикидывая, какие ещё сюрпризы поджидают его наверху. Заглянул в пустую комнату охранников, где слепо мигал зрачок телевизора, как будто удивленный тем, что закончилась пленка в видеокассете, и приметил среди кассетных коробок какую-то толстую книжку. Пётр протянул руку за книжкой и прочитал надпись на обложке: «В поисках утраченного времени». А что, в самый раз. С толстым томиком под мышкой, как студент, Пётр вышел на яркий солнечный свет и тотчас зажмурился, прикрыв свободной ладонью глаза. А когда снова прозрел, то оказалось, что во дворе дома Игоря Борисовича происходит нечто очень странное.

Неподалеку от сарая, там, где Пётр любил сжигать листья, теперь щерилась в небо могила, выкопанная Володей. Сам он стоял рядом, опершись на лопату, как всегда, безучастный ко всему, даже к потокам пота, стекавшим по сероватому лицу. Пётр подошел ближе и заглянул на дно. Узнав Петра, Игорь Борисович слабо улыбнулся уцелевшей частью лица и поднял ладонь, которую тотчас же прибила обратно чернозёмная кучка, брошенная Володей — голем заторопился зарыть в землю своего вчерашнего повелителя, старательно и равнодушно, как и всё, что он делал. Не в силах оторвать взгляд, Пётр стоял и смотрел, как перепачканные чернозёмом пальцы (на безымянном Пётр разглядел массивный перстень из золота) прижимали к груди платиновый слиток.

Остальные слитки, которые Пётр превратил девять дней назад в платину из груды кальция и никеля, рассыпались прямо в траве под ногами. Торопливо, как Володя первый забрасывал землей могилу, Володя Второй перекладывал слитки в багажник автомобиля. Неподалёку от машины небрежно стояли несколько пожилых, помятых жизнью мужчин, сдержанно и тихо говоривших между собой. Когда Пётр появился в дверях, они замолкли и повернулись к нему, разглядывая со спокойным интересом.

— Посмотри на эту книжку, Семён. В самом деле, как студент перед экзаменом, — негромко поделился один из них, похоже, главный из трёх, остальные столь же негромко посмеялись.

Пётр присмотрелся к ним, узнал и рассмеялся в ответ, не веря своим глазам. Невероятно, но одним был школьный преподаватель физики и химии в выпускных классах, Семён Петрович, а другим — оборванец с книжных развалов рынка на Петровке, который подыскивал для Петра редкие оккультные издания.