Киевская сказка - [14]

Оставив супругу, Семён Петрович пошёл навстречу поздороваться и расспросить о жизни, но дорогу преградил угрюмый серолицый человек с поломанными ушами, похожий на бандита.

— Всё нормально, Володя, — остановил его Пётр. — Вы что-то хотели?

Голос был глуховатый, как у всех людей, которые привыкли редко и ненадолго открывать рот. Семён Петрович присмотрелся внимательнее: Пётр казался ещё более худым, чем обычно, но держался, как всегда, вежливо и отчужденно. Разве что в глазах появилось новое выражение, которое не понравилось Семёну Петровичу, и он ответил:

— Прошу прощения. Я, видимо, обознался.

А про себя подумал: «Похоже, парень попал в беду. Надо его выручать».

— Да, — едва улыбнулся Пётр, как будто извиняясь, — вы обознались.

Девятая глава

Вот уже девятый день Пётр жил в этой мощно укрепленной крепости — или же в тюрьме, в зависимости от того, с какой стороны трёхметрового забора смотреть на окружающий тебя мир. Впрочем, Пётр привык, как ранее смог приучить себя не обращать внимания на охранника по имени Володя, который сопровождал его всюду, стоило ступить за порог. Он понимал, что уже не выйдет за бронированную дверь, врезанную в тюремный забор, как никогда не сможет вернуться к прежней жизни и навсегда утраченному восприятию мира, который ещё год назад казался полным грядущих чудес.

Пётр просыпался ближе к вечеру, собирал опавшие листья в небольшие холмики, просил у охранника зажигалку и, опершись на грабли, следил за тем, как ветер уносит дым: хоть какое-то развлечение. Огромная мохнатая собака, прикованная цепью к периметру забора, садилась у его ног и, казалось, тоже провожает внимательным взглядом удушливые клубы. И Володя, и второй охранник, чье имя Пётр всё не мог запомнить (и потому называл его для удобства Володей Вторым), боялись собаку и ненавидели, пёс отвечал им такой же густой темной ненавистью. Принц, как окликал Игорь Борисович пса, когда привозил его любимое лакомство — завернутые в бумагу гамбургеры из «Макдональдса», только его и слушался, и когда убийца Принц, вместо того, чтобы вцепится в горло Петру, по-домашнему улегся в траву у его ног, на охрану это произвело достаточно сильное впечатление.

Работы пока что не было, и Пётр не утруждал себя спускаться в подвальную лабораторию. Всё время, свободное ото сна, он проводил в выделенной ему комнате с письменным столом, диваном, музыкальным центром и стопками книг по углам, убивая час за часом преимущественно прослушиванием музыки, гораздо реже — чтением. Около десяти утра и пяти вечера в небольшой кухоньке рядом со входом в подвал ожидали, когда же их наконец-то съедят, завтрак и обед, привезенные охранником из ресторана средней руки: отбивные или котлеты, рис, суп, овощной салат.

(Всё то, что в кругу далеких сверстников Петра называлось входящим в моду словосочетанием «бизнес-ланч».)

Когда за едой ездил Володя, не забывал купить мороженое, второму охраннику приходилось напоминать. Брезгливо поковырявшись в тарелке, Пётр возвращался в свою комнату, включал диск Доницетти или Вагнера и привычно укладывался на диван.

Иногда, в отдельные минуты пробуждения чувств и мыслей от летаргического сна, Пётр удивлялся, насколько ему безразлично это состояние туповатого равнодушия. Он всматривался вглубь себя и с удивлением понимал, что определенная часть его души как будто перестала взаимодействовать с его разумом.

«Точно так же, — думал Пётр, — как драйвер флоппи-диска перестаёт отвечать на запросы операционной системы компьютера».

Само собой, перестал отвечать на запросы тот самый орган или конечность его души, который Иванна, уходя, так буднично прихватила с собой, бросив в сумку, как не глядя бросала в её распахнутую пасть с мелкими зубчиками молнии-улыбки кассеты, прослушанные Петром, и прочитанные им книги.

Тогда он снова спрашивал себя, а что же в таком случае душа? Однажды он уже ответил на этот вопрос: это заключенная в каждом человеке нематериальная частица некой высшей силы, которая управляет всеми процессами на Земле и во Вселенной. Наиболее точно эта высшая сила представлялась Петру неким вселенским компьютером, выполняющим миллиарды операций в одну секунду. Интерфейсом операционной системы этого компьютера Пётр видел астрономические часы планет, которые отмеряли неумолимое космическое время.

(Соответственно, рентгеновским снимком души становился гороскоп рождения, как графическое отображение частицы Вселенной в каждом конкретном человеке.)

Но теперь Пётр начинал понимать, что истинным языком взаимодействия души с окружающими миром были не цифры и формулы, а чувства и эмоции — любви, сострадания, милосердия, радости. А наивысшим проявлением милости создателя становился какой-либо дар, которым тот наделял особо полюбившееся ему существо. К примеру, дар снимать боли простым наложением рук. Но этот волшебный талант покинул Петра, а чувства и эмоции онемели: означает ли это, что создатель отвернулся от своего создания?

По ночам, лежа без сна в своей уютной камере, Пётр думал о том, что должен взломать программный код этого Вселенского компьютера, чтобы вернуть украденную часть своей души. Покинуть тюрьму, в которой он сам себя обрек на подневольный труд, снова начать всё сначала. Но как это сделать, пока что не знал.