Кевларовые парни - [2]

Олег кивает, пытаясь совладать с непокорным чемоданом.

Даже если бы не просил, все равно пришлось бы поехать — по ненавязчивому приказу: таким перспективным с пеленок работникам приказано помогать всем личным составом. Сколько лет прошло, а отпрысков партийных дворян, словно во времена Екатерины, зачисляют в Гвардию, или что там от нее осталось, с младых ногтей.

— Ты большому шефу сказал? — Мишка пускает кольцо дыма.

— Что шефу какой-то старатель без роду, без племени?! У шефа заботы покруче: папашу московского не обидеть, оболтуса его сохранить да свой срок спокойно досидеть. Зачем шефу лишние круги по воде? — сопит Олег. — Ему сейчас отписываться и отписываться…

— Ты ничего ему не сказал?!

— Раньше надо было говорить. Теперь какая разница? Будем считать, что просто так звезды встали или карта такая выпала — выбирай что хочешь. Права качать — себе дороже…

На экране телевизора новости. Дикторы, наперебой демонстрируя улыбки, рассказывают о последних событиях в мире. Розовой маской лежит грим, отчего лица приобретают оштукатуренный вид. Калейдоскоп событий обрушивается на головы обывателей. В череде свежих катаклизмов, светских раутов и политических заморочек на экране появляются полицейские машины, вертолет с верхней точки фиксирует события минувших суток на том злополучном шоссе. А вот и Олег собственной персоной. Вид помятый, но ничего…

— Звезда экрана — советский разведчик в дипломатической шкуре, — комментирует Мишка. — Как разведчик разведчику скажу: а ты ничего… Я бы так не смог. Смотри, а морда-то, морда…

— Кирпича просит?

— Да нет, нормально. Только наглая больно.

— Как учили. Ах, мать его! — Колено снова срывается с крышки чемодана, отчего она вскидывается, как катапульта, и сбрасывает Олега на пол.

— Черт! — он пинает строптивый «чумадан» ногой. — Пропади ты пропадом! — Потом делает глубокий вдох и снова начинает борьбу с крышкой.

— Помочь? — Мишка сочувственно созерцает эту захватывающую своим драматизмом схватку.

— Обойдусь. — Олег сопит и, навалившись всем своим отнюдь не хилым телом, застегивает-таки замки. — Теперь бы только в таможне не открывать.

— А ты скотч возьми, — советует Мишка. Старый прием: когда чемодан, легкомысленно вскрытый бдительными таможенниками, уже просто невозможно закрыть, его заматывают скотчем.

— Ну, вот и все! — Олег озирается по сторонам. «Ничего не забыл?» Пустые, так и не обжитые за эти несколько месяцев углы квартиры. Обрывки газет, веревок, куски пенопласта.

— Присядем на дорожку.

Сели, помолчали. Початая бутылка виски оказалась кстати.

— Ну, за что пьем? — Говорить тост первым Мишка не решился.

— За что? — Олег задумался. — Давай выпьем за навоз. За нас с тобой, за настоящих мужиков…

— Дерьмо-то при чем?..

— Да ведь в такую почву что ни посади, все вырастет. Хоть хрен, хоть анютины глазки.

— Хрен крепче получается.

— Так вот, чтобы на такой почве ни хрен, ни лопухи не росли. И чтобы мы себя людьми почувствовали.

— Это от нас зависит. — Мишка пригубил.

Вот уж поистине — у победы много родителей, провал всегда сирота.

— Двинули! — Олег нажимает на кнопку пульта. Экран телевизора гаснет, а с ним уходят прочь тревоги и заботы минувших суток, вобравших в себя — если судить по числу взорвавшихся нервных клеток — не одну жизнь.

Мишкина машина мягко шуршит по автостраде. Только шелест шин да тихая музыка из колонок. Боковым зрением Олег фиксирует наружное наблюдение. «Ну, гуд бай, хлопцы! Гуд бай, Америка!»

— Нет, ты смотри! — Мишка сбрасывает темные очки. — И здесь они уже. Квалификация!

Толпа репортеров явно поджидает персону нон грата. Операторы, отложив камеры, потягивают пиво.

— Но мы их сейчас… — Мишка разворачивает машину, пытаясь незамеченным запарковаться у самого дальнего входа. Увы, ему это не удается. Словно спринтеры на стометровке, в полном репортерском обмундировании, с ТЖК на плечах и без, щелкоперы и операторы мчат к их машине, сшибая пассажиров, раскидывая аэропортовские тележки. Некоторые срезают угол, уходя от преследования коллег, но вылетают на проезжую часть. Визжат тормоза, орут клаксоны. Впрочем, жертв и разрушений нет. Мгновенье — и софиты уже слепят глаза, микрофоны почти упираются в физиономию. Град дурацких вопросов, ответы на которые журналисты даже не надеются получить. Олег мотает головой, грудью пробивая себе дорогу. Невольно вспомнилось из Высоцкого: «Бьют лучи от рампы мне под ребра, светят фонари в лицо недобро, и слепят с боков прожектора, и жара, жара».

Среди «провожающих» Олег фиксирует «восторженного» — первый, что ли, его крупный улов? Романтическое начало карьеры? Тот просто купается в собственной славе. Его морда лучится от самодовольства: «Кого вы снимаете, идиоты? Меня снимайте, ведь это я его…» Почти физически ощущается, как дрожит и трепещет его душа от успеха. Удачливый! Интересно, чем их там награждают? Медаль? Ценный подарок? Грамота от шефа? А может, фотографирование на фоне части? Или благодарственное письмо родителям?

«Улыбка у тебя, братец, — словно кремовая розочка на куче дерьма». Олег скалится своему победителю: «Чииз!»

Эффектная негритянка — карамельная барышня — лепит скороговоркой прямо в объектив видеокамеры: