Кэтрин - [67]

За этим эпизодом следует еще один. Две дамы в масках спорят у дверей таверны, выходящей на Темзу; оказывается, это Стелла и Ванесса; [91] обеих привели туда поиски Свифта, который в это время сидит в обществе Гэя, Арбетнота, [92] Болинброка и Попа и читает им «Путешествия Гулливера». Двое продрогших бродяг укрылись под навесом крыльца; одному из них Том Биллингс бросил монету в шесть пенсов. Откуда ему было знать, что имена этих двух молодых людей — Сэмюел Джонсон и Ричард Сэведж [93]!]

Еще одна глава последняя

На следующий день мистер Хэйс, не появился за семейным столом; и вчерашнее примирение, видно, оказалось непрочным, ибо, когда миссис Спрингэтт спросила Вуда о Хэйсе, тот ответил, что Хэйс с утра ушел из дому, не сказав ни куда, ни на сколько. Только буркнул довольно нелюбезно, что скорей всего останется ночевать у приятеля. «Хоть я что-то ни о каких его приятелях прежде не слыхивал, — добавил мистер Вуд. — Дай бог, чтобы он не вздумал сбежать от бедной своей жены, которая и так немало от него натерпелась». Миссис Спрингэтт подхватила эту молитву, и на том почтенные собеседники расстались.

Какими делами был занят Биллингс, в точности неизвестно; но если накануне ему понадобилось идти в сторону Стрэнда и Вестминстера, то в этот вечер он собрался на Мэрилебонское поле; и хоть погода, в отличие от вчерашней, была ветреная и дождливая, Вуд, добрый старик, вызвался его сопровождать и на этот раз; и они отправились вдвоем.

У миссис Кэтрин, как мы знаем, в этот вечер были свои дела, причем весьма деликатного свойства. На десять часов было у нее назначено свидание с графом; и точно в это время она уже поджидала monsieur де Гальгенштейна на кладбище св. Маргариты близ Вестминстерского аббатства.

Место было выбрано удачно: весьма уединенное, оно в то же время отстояло недалеко от графского дома на Уайтхолле. Его сиятельство явился с некоторым опозданием; сказать по правде, вольнодумец граф верил в чертей и в привидения и побаивался в одиночку расхаживать по кладбищу. Оттого-то он и почувствовал облегчение, увидев у ворот закутанную в плащ женщину, которая приблизилась к нему и шепнула: «Это вы?» Он взял протянутую ему руку; она была холодная и влажная на ощупь. По просьбе дамы он отпустил своего доверенного камердинера, который факелом освещал ему дорогу.

Факелоносец удалился, и влюбленные остались в темноте; осторожно, ощупью пробираясь между могилами, они прошли в глубь кладбища и присели на одну из могил, расположенную словно бы под деревом. Дул пронизывающий ветер, лишь его жалобный вой и нарушал тишину. Кэтрин стучала зубами, несмотря на теплый свой плащ; Макс привлек ее ближе, обнял за талию, сжал руку — и она не оттолкнула его, но сама прильнула к его плечу, и ее холодные пальцы чуть слышно ответили на его пожатие.

Бедняжка совсем поникла, и слезы текли у нее по щекам. Она поведала Максу причину своего горя. Она осталась одна на свете — совсем одна и без единого пенни. Муж бросил ее; не далее как сегодня она получила от него письмо с подтверждением того, что давно уже подозревала. Он уехал, увез все их достояние и больше не вернется!

Читатель не удивится, если мы скажем, что при этом известии monsieur де Гальгенштейн исполнился корыстного восторга. Жестокосердый распутник, в душе он радовался плачевной участи Кэтрин, ибо надеялся, что нужда заставит ее сдаться. Он привлек бедняжку к себе на грудь и пообещал, что заменит ей мужа, которого она лишилась, и разделит с ней все свое богатство.

— Так ты готов заменить его? — переспросила она.

— О да, возлюбленная моя Кэтрин, — во всем, исключая звания; но после его смерти, клянусь, ты станешь графиней Гальгенштейн.

— Клянешься? — вскричала она в сильном волнении.

— Всем, что только есть для меня святого; будь ты свободна, я (тут он поклялся страшной клятвой) — я завтра бы назвал тебя своей женой.

Мы уже знаем, что monsieur де Гальгенштейну ничего не стоило дать любую клятву. К тому же он был уверен, что Хэйс проживет дольше Кэтрин, — во всяком случае, дольше, чем продолжится связь графа с нею; но на этот раз он попался в собственные сети.

Она схватила его руку; целовала ее, прижимала к своей груди, обливала слезами.

— Макс! — сказал она наконец. — Я уже свободна! Будь моим мужем, и я всегда буду любить тебя, как люблю сейчас, как любила все эти годы!

Макс отшатнулся.

— Как! Он умер? — воскликнул он.

— Нет, нет, он жив; но он не муж мне и никогда им не был…

Он выпустил ее руку и, не дав ей договорить, сказал с резкостью:

— Право же, сударыня, если этот плотник никогда не был вашим мужем, не вижу, почему я должен стать таковым. Если особа, двадцать лет бывшая любовницей деревенского мужлана, не желает принять покровительство аристократа, представителя иностранной державы, — тем хуже для нее; а мужа пусть ищет себе в другом месте!

— Ничьей любовницей я не была, кроме как твоею, — простонала Кэтрин, заломив руки и вся сотрясаясь от рыданий, — и вот мое возмездие, о, боже! За то, что совсем еще девчонкой я повстречала тебя и ты погубил меня, а потом покинул; за то, что в горе моем и раскаянии, стремясь искупить свой грех, я вышла за этого человека, чья любовь тронула мое сердце; за то, что и он обманул меня и покинул; за то, что безумно любя тебя — как любила все эти двадцать лет — и дорожа твоим уважением, я не хочу уронить себя, уступив твоей воле, — за все за это и ты теперь пренебрегаешь мной! О, боже — это уж слишком — это слишком! — И несчастная почти в беспамятстве пала на землю.