Кэсткиллский орел - [72]

Я кивнул.

— Ведь она не хочет, чтобы ты погиб, — сказал Хоук.

Я хмыкнул.

— Не хочешь? — спросил Хоук у Сюзан.

Она покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Господи, нет, я... нет. Нет. Забудь об обещаниях. Делай все, лишь бы ты вернулся. — Она сидела на кровати, растирая виски руками. — Я хочу, чтобы ты вернулся.

Я глубоко вздохнул. Положил ладони ей на щеки, поднял ее лицо вверх и нежно поцеловал в губы. Она прижала мои ладони своими и продлила поцелуй. Затем мы оторвались друг от друга, я выпрямился и отошел. Ее взгляд скользнул за мной, но слова так и не прозвучали. Я взглянул на Хоука. Он кивнул — коротко. Я открыл дверь и вышел.

Рассел Костиган подобрал меня в свой «дженсен-хили» с опущенным верхом. На нем были надеты серебристая гоночная куртка и перчатки из стальной кожи, открытые с тыльных сторон ладоней. Еще — солнцезащитные очки «Порш».

Гриву разметало ветром, и я заметил, что он лысеет. Это мне понравилось.

— Волнуешься? — спросил он.

Я ничего не сказал.

— Недоумеваешь, зачем я это делаю?

— Нет.

Он ухмыльнулся. Волчья ухмылка, как у оскалившего зубы опасного хищника.

— Так я тебе и поверил, — сказал он.

Мы ехали из Буасе на север, но по другой дороге. Для опущенного верха в это время года было холодновато: ветер хлестал нещадно. Я смотрел на Костигана, чувствуя, как напрягаются по всей спине и в плечах мускулы. Ведя машину, Костиган мельком посматривал на меня. На меня, затем быстро на дорогу, затем снова на меня. Потом он медленно качнул головой.

— Угу, — сказал Рассел, — понимаю. Очень хорошо понимаю это чувство. Ты хочешь меня убить. Но не можешь. Ненавидишь до кончиков ногтей, но здесь замешана эта связь. Да? Эта особая связь.

Я беззвучно кивнул.

Рассел вел машину, положа одну руку на руль, а локоть второй — на дверцу. Но расслабленной позы не получилось. Он был весь составлен из острых углов и натянутых струн.

— Думаешь, меня можно убить? — спросил он. Взглянул на меня. Одними глазами, не поворачивая головы. — Думаешь, можно?

— Любой может убить любого, — сказал я.

Он кивнул:

— Что она обо мне говорила?

Я ничего не ответил. Он покачал головой:

— Правда. Некорректный вопрос. — И снова покачал головой. — Я забылся, — сказал он и побарабанил по дверце пальцами, словно в такт неслышной для меня музыке.

Мы молчали минут десять, а затем Рассел резко завернул влево, и, скрипя шинами, «хили» рванул по грязной дороге в долину. Нас подбрасывало и трясло, ехали, словно в телеге, примерно с милю. За пригорком Рассел остановился.

— Теперь пройдемся, — сказал он.

Вылез и направился в обход пригорка. День клонился к вечеру, низкое, светящее прямо в лицо солнце подсказало мне, что мы движемся на запад. В траве виднелись маленькие синенькие цветочки. Холмы волнами тянулись на запад, чем дальше, тем выше и выше, переходя в скалистые горы. Рассел носил ковбойские сапоги из змеиной кожи и из-за высоких каблуков слегка раскачивался на ходу из стороны в сторону. Благодаря сапогам он практически сравнялся со мной в росте.

Мы спустились с пригорка, за которым припарковались, поднялись на следующий и взглянули вниз. Долина и спуск в нее были усеяны здоровенными камнями, среди которых попадались заросли жесткого кустарника. Мы сошли в долину и стали подниматься на следующий холм.

Однако, не пройдя и пяти футов, остановились.

Рассел прислонился к выступу скалы, вытащил из кармана рубашки пачку «Лаки страйк» и прикурил одну сигарету от бутановой зажигалки — не от дешевки какой-нибудь, а от модели, инкрустированной золотом и обтянутой свиной кожей. А может быть, в среде богачей типа Рассела подобные штучки тоже считались дешевками и выкидывались сразу после употребления.

Он втянул в себя побольше дыма и медленно выпустил его сквозь губы тоненькой струйкой.

Среди пустоты ландшафта запах сигаретного дыма казался удивительно сильным.

— Откуда ты мог знать, что где-нибудь в засаде нас не поджидает десяток молодцов с оружием? — спросил Рассел.

— Я этого не знал.

— Но должен был об этом подумать, — указал Рассел.

— Она сказала, что ты не станешь этого делать.

— А если бы она ошиблась?

— Тогда, вполне возможно, твоим десятерым дружкам пришлось бы несладко.

Рассел снова по-волчьи ухмыльнулся.

— Когда мой старик отстраивал эту «Крепость», — сказал он, — то никому не доверял. Забраться в нее практически невозможно, но он не хотел зависеть от обстоятельств и потому сделал для себя потайной ход.

Он снова затянулся полной грудью. Сигарета была короткая, без фильтра. Он задержал дым в легких, а затем стал выпускать его, одновременно продолжая говорить:

— Для себя и своей семьи. Больше ни для кого. Для меня, жены и себя самого.

Он уронил сигарету на землю и растер ее носком правого сапога.

— Я собираюсь показать тебе этот ход.

— И?

— А затем встану в сторонке и посмотрю, что получится, — сказал он.

— Забава?

— Забава. Помоги отодвинуть этот камень.

Мы изо всей силы налегли на торчащий из травы валун. Сначала с неохотой, но потом неожиданно легко он поддался, и огромный пласт за нашими спинами скользнул в сторону. Рассел ухмыльнулся и поклонился мне, как метрдотель, приветствующий появление сиятельной особы.