Керенский - [15]

Здравомыслящие столичные обыватели предпочли в тот воскресный день оставаться дома, но Керенскому любопытство не позволило сидеть в четырех стенах. В центре города его глазам открылось впечатляющее зрелище. «Вдоль всего Невского проспекта двигались, направляясь из рабочих районов, ряд за рядом колонны спокойных, с торжественно-важными лицами, одетых в свои лучшие одежды людей. Гапон, шедший во главе процессии, нес крест, а многие рабочие — иконы и портреты царя. Нескончаемое шествие текло весьма неспешно, и мы пошли рядом с ним вдоль всего Невского проспекта начиная с Литейного. На улицах собрались толпы людей, все хотели видеть происходящее своими глазами, все испытывали чувство необычайного волнения».

Было три часа дня. Процессия уже дошла до Александровского сада, за которым виднелись стены Зимнего дворца. Внезапно раздался сигнал трубы. Толпа остановилась, но, не увидев ничего внушающего опасения, двинулась дальше. В этот момент со стороны Генерального штаба раздался залп и вылетела конница. Несколько человек упало на землю, началась паника. Керенский вспоминал: «Не могу передать состояния ужаса, охватившего нас в тот момент. Было совершенно очевидно, что власти совершили чудовищную ошибку, что они абсолютно неправильно поняли умонастроения толпы».[52]

На следующий день состоялось экстренное собрание петербургских адвокатов, в подготовке которого самое активное участие принял Керенский. Собрание постановило организовать ежемесячные отчисления в пользу семей погибших, составить резолюцию протеста и провести общественное расследование происшедшего. Но власть как будто нарочно шла на дальнейшее обострение. Еще через день были арестованы члены комиссии Горького, те самые люди, которые попытались предотвратить расправу. По этому поводу немедленно последовала очередная резолюция протеста. Среди 217 подписей, стоявших под ней, была и подпись помощника присяжного поверенного Керенского.[53] Так наш герой впервые попал в поле зрения полиции. Он был еще слишком мелкой фигурой, для того чтобы заводить на него отдельное дело, но фамилия Керенского уже попала в соответствующие реестры и была взята на заметку.

В эти дни Керенскому приходилось почти разрываться на части. Дома была беременная жена, а муж ее круглые сутки пропадал в рабочих кварталах и фабричных общежитиях. Как члену комитета по общественному расследованию событий 9 января ему было поручено опросить пострадавших и при необходимости распределить между ними денежную помощь. В письме родителям Керенский писал об этом: «Сколько горя, сколько нищеты! Прямо руки опускаются — ведь мы можем выдать самое большое 25–30 рублей, а приходят, например, вдовы и с пятью детьми. Какие ужасные сцены описывают изуродованные, что прямо не поверил бы, если бы раны, рубцы не говорили бы о слишком страшной правде. Действительно, самодержавие покрыло себя таким налетом народной крови, что по-старому и существовать бы не могло!»

Впрочем, запала у Керенского хватило ненадолго. 18 февраля 1905 года был обнародован царский рескрипт на имя министра внутренних дел А. Г. Булыгина, предписывавший подготовку законопроекта о введении законосовещательного представительного органа. Керенский встретил это с полным восторгом. В одном из писем этой поры он патетически писал: «Русским народом взят „Порт-Артур“ самодержавного строя… Теперь избранники народа по праву вмешаются в бесконтрольное хозяйничанье русского государства, а затем уже будет гораздо легче добиться всех остальных „прав“».[54] Все оказалось не так просто, и Керенскому на своем опыте пришлось убедиться в этом. Правда, на какое-то время он занялся личными делами, оставив в стороне политику, но только для того, чтобы потом погрузиться в политическую жизнь полностью и самозабвенно.

АРЕСТ

В апреле 1905 года в семье помощника присяжного поверенного Керенского появился долгожданный первенец — сын Олег. Но радость от этого события была вскоре омрачена известиями из Ташкента. В мае после долгой болезни умерла Надежда Александровна. Керенский срочно выехал в Туркестан, где задержался надолго. Оторванный от политической жизни, он жадно набрасывался на газеты, в которых сенсационные известия заслоняли одно другое — восстание на «Потемкине», заключение мира с Японией, стачки и манифестации, лихорадившие страну.

В Петербург Керенский вернулся только в середине сентября и с головой погрузился в происходящее. В России шла революция, и это было очевидно даже для самых осторожных наблюдателей. К осени центр революционного движения переместился из Северной столицы в Москву. Здесь в начале октября началась стачка, в короткий срок охватившая всю страну. Это была кульминация — все слои российского общества, несмотря на различие во взглядах, сплотились в неприятии политики центральной власти. Под давлением этих настроений власть пошла на серьезные уступки.

В ночь на 17 октября 1905 года в квартире Керенских раздался звонок. Первой мыслью хозяев было то, что явилась полиция — именно она предпочитала столь поздние визиты. Но это оказался один из старых знакомых. Он был крайне взволнован и вместо объяснения протянул Керенскому только что полученный из типографии экземпляр приложения к «Правительственному вестнику», где был напечатан царский манифест. В манифесте провозглашались основы гражданских свобод, а главное — обещание, что отныне никакой закон не может быть принят без одобрения народных представителей, избранных в Государственную думу.