Кеплер - [62]
— О Господи, — сказал он. — Я, стало быть, не так стар, как я думал, а?
— И вовсе ты не стар, мой милый, милый Кеплер.
Он ее поцеловал, и они смеялись, а потом притихли на минутку и смущенно, растерянно почти, задумались. Какой же это был счастливый день, быть может, лучший из всех дней этого веселого, уважительного, неравного, прекрасного союза.
Валленштейн к нему утратил интерес, даже и к его беседам. Во дворец звали все реже, потом и вовсе перестали, и его патрон сделался теперь гордым, редкостным виденьем, мелькавшим то в конце аллеи, то в блеске вечера на пологом склоне, труся среди своих пажей стылой, мерно подрагивающей фигурой, подобно тем статуям святых, которые народ торжественно проносит в праздничной процессии. А потом, будто вдруг у земного божества проснулась память, рабочие однажды прикатили к его дверям тележку и вывалили что-то металлическое, большое. То был печатный станок.
Теперь он снова мог работать. На календарях и мореходных картах можно заработать деньги. Но он хворал в ту зиму, разладились кишки, ужасно мучили почечные камни и подагра. Тяжко пригнетали годы. Нужен был помощник. В книжице, которую прислали ему из Страсбурга, увидел он посвящение себе и письмо от автора, Якоба Барча, предлагающего скромные свои услуги императорскому астроному. Кеплер был польщен, ответил приглашением доброго последователя в Саган. Барч оказался сомнительным подарком. Молодой, живой, он утомлял Кеплера своим невыносимым рвением. Но Кеплер к нему привязался и с меньшими опасениями смотрел бы на предстоящее родство, не будь Сюзанна, дочь его и невеста Барча, вся в Мюллерову породу.
Молодой человек добровольно взвалил на себя ярмо гороскопов, и Кеплер мог теперь вернуться к давно взлелеянному плану, к мечте о полете на Луну. Большую часть последнего года в Сагане взял у него Somnium. Ни одна из книг не приносила ему такой особенной радости. Будто старинный ток томленья и любви снова вдруг в нем забил. История про мальчика Дуракотуса и его мать Фиолксильду, ведьму, и про странных, грустных жителей Луны, наполняла его весельем, он в душе смеялся над собою, над своей наукой, над глупостью всего и вся.
— Вы у нас переночуете, доктор?
Фрау Биллиг смотрела на него во все глаза, забыв в руке иголку.
— Да-да, разумеется. И благодарствуйте.
Хиллебранд Биллиг поднял отуманенную голову от счетов, засмеялся грустно.
— Не поможете мне с цифрами с этими, я совсем запутался!
— Да-да, буду рад.
Они хотели б знать, что привело меня сюда, ах, ну хотели бы, конечно. Да я и сам хотел бы.
Когда кончил Somnium, опять был срыв; он так и знал. И что это, какой каприз нелепый, какая прихоть побуждает уничтожать работы мысли и кидаться в путь по безумным земным дорогам? В Сагане ему стало вдруг казаться, что его преследуют, гонятся за ним — не призрак, нет, но память, такая яркая, что временами обрастала плотью, обращалась живым созданьем. Как будто куда-то запропастил драгоценную безделку, забыл о ней, и вот теперь терзается утратой. Вспомнилось, как Тихо Браге, босой, стоял на пороге его комнаты, когда дождливый рассвет вставал над Градчанами, — ошеломленное, несчастное лицо, лицо умирающего, который отыскивает жизнь, но слишком поздно, он потерял ее, у него отняла ее работа. Кеплер вздрогнул. Что, если Биллиги видят сейчас на его лице то же выраженье?
Сюзанна тогда на него смотрела с недоверием. Он отводил глаза.
— Но зачем? Зачем? — она твердила. — Чего ты там взыскался?
— Мне надо ехать. — В Линце эти закладные. Валленштейн в опале, отставлен. Император заседает в Совете в Регенсбурге, присматривает за тем, чтоб сынок ему наследовал. — Он мне деньги должен, и надо сладить одно дело, я должен ехать.
— Дружок мой, — Сюзанна попытала шутку, — если ты поедешь, я дождусь второго пришествия прежде, чем ты воротишься.
Но никто не улыбнулся, и ее ладонь выскользнула из его руки.
Он направлялся к югу — в лихую зимнюю погоду. Он не замечал стихий. Твердо решил добраться до Праги, коли понадобится, до Тюбингена — до Вайльдерштадта! Но и Регенсбург был далеко. Я знаю, там он меня встретит, я его узнаю по кресту и розе на груди, и рядом она будет — госпожа. Вы здесь? Если подойду к окну, увижу ль вас, в дожде и мраке, всех троих, царицу и рыцаря без страха и упрека, и дьявола, и смерть?..
— Доктор, доктор, вам нужно лечь в постель и отдохнуть, вы нездоровы.
— А? Что?
— Вас трясет…
Нездоров? Неужто? Кровь шумит, глухо бухает сердце. Он чуть не расхохотался: так будет на меня похоже, всю жизнь считать, что смерть неотвратима, и умереть в блаженном недоумении. Но нет. «Я, кажется, заснул». Он трудно распрямился в кресле, закашлялся, протянул трясущиеся руки к огню. Показать им, всем показать — я не умру. Не за смертью же я сюда явился, нет, за совсем, совсем иным. Только сдвинуть плоский камень, и вот оно — неисчислимо, расточительно! «Какой сон я видел, Биллиг, какой сон. Es war doch so schön».[55]
Как это говорил еврей? Все нам поведали и ничего не объяснили. Да. И остается все принимать на веру. Вот в чем секрет. Как просто! Он улыбнулся. Не только книга выброшена — основание всей жизненной работы. Ах, да теперь-то что уж.
Номинант на Букеровскую премию 1989 года.«Улики», роман одного из ярких представителей современной ирландской литературы Джона Бэнвилла, рождается в результате глубокого осмысления и развития лучших традиций европейской исповедальной и философской прозы. Преступление главного героя рассматривается автором как тупик в эволюции эгоцентрического сознания личности, а наказание убийцы заключается в трагической переоценке собственного духовного опыта. Книга прочитывается как исповедь мятущегося интеллекта и подводит своеобразный итог его самоидентификации на исходе XX века.
Роман Джона Бэнвилла, одного из лучших британских писателей, который выиграл Букеровскую премию в 2005 году.
Классик современной ирландской литературы Джон Бэнвилл (р. 1945) хорошо знаком русскому читателю романами «Афина», «Улики», «Неприкасаемый».…Затмения жизни, осколки прошлого, воспоминания о будущем. Всего один шаг через порог старого дома — и уже неясно, где явь, а где сон. С каждым словом мир перестает быть обычным, хрупкие грани реальности, призраки и люди вплетены в паутину волшебных образов…Гипнотический роман Джона Бэнвилла «Затмение» — впервые на русском языке.
Это — ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ ДЕТЕКТИВ.Но — детектив НЕОБЫЧНЫЙ.Детектив, в котором не обязательно знать, кто и зачем совершил преступление. Но такое вы, конечно же, уже читали…Детектив, в котором важны мельчайшие, тончайшие нюансы каждого эпизода. Возможно, вы читали и такое…А теперь перед вами детектив, в котором не просто НЕ СУЩЕСТВУЕТ ФИНАЛА — но существует финал, который каждый из вас увидит и дорисует для себя индивидуально…
Легендарная кембриджская пятерка — люди, всю свою жизнь отдавшие служению советской системе, в одночасье рассыпавшейся в прах. Кто они? Герои? Авантюристы? Патриоты или предатели? Граждане мира? Сегодня их судьбам вполне применимо крылатое выражение «Когда боги смеются…». Боги здесь — история, нам, смертным, не дано знать, каков будет ее окончательный суд.Джон Бэнвилл, один из самых ярких представителей англоирландской литературы, не берется взвешивать «шпионские подвиги» участников «пятерки» на чаше исторических весов.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Голландский писатель Михил Строинк (р. 1981), изучая литературу в университете Утрехта, в течение четырех лет подрабатывал в одной из городских психиатрических клиник. Личные впечатления автора и рассказы пациентов легли в основу этой книги.Беньямин, успешный молодой художник, неожиданно для себя попадает в строго охраняемую психиатрическую больницу. Он не в силах поверить, что виновен в страшном преступлении, но детали роковой ночи тонут в наркотическом и алкогольном тумане. Постепенно юноша восстанавливает контроль над реальностью и приходит в ужас, оглядываясь на асоциального самовлюбленного эгоиста, которым он когда-то был.
«Текст» уже не в первый раз обращается к прозе Паскаля Брюкнера, одного из самых интересных писателей сегодняшней Франции. В издательстве выходили его романы «Божественное дитя» и «Похитители красоты». Последняя книга Брюкнера «Мой маленький муж» написана в жанре современной сказки. Ее герой, от природы невысокий мужчина, женившись, с ужасом обнаруживает, что после каждого рождения ребенка его рост уменьшается чуть ли не на треть. И начинаются приключения, которые помогают ему по-иному взглянуть на мир и понять, в чем заключаются истинные ценности человеческой жизни.
Роман «Пора уводить коней» норвежца Пера Петтерсона (р. 1952) стал литературной сенсацией. Автор был удостоен в 2007 г. самой престижной в мире награды для прозаиков — Международной премии IMРАС — и обошел таких именитых соперников, как Салман Рушди и лауреат Нобелевской премии 2003 г. Джон Кутзее. Особенно критики отмечают язык романа — П. Петтерсон считается одним из лучших норвежских стилистов.Военное время, движение Сопротивления, любовная драма — одна женщина и двое мужчин. История рассказана от лица современного человека, вспоминающего детство и своего отца — одного из этих двух мужчин.
Йозеф Цодерер — итальянский писатель, пишущий на немецком языке. Такое сочетание не вызывает удивления на его родине, в итальянской области Южный Тироль. Роман «Итальяшка» — самое известное произведение автора. Героиня романа Ольга, выросшая в тирольской немецкоязычной деревушке, в юности уехала в город и связала свою жизнь с итальянцем. Внезапная смерть отца возвращает ее в родные места. Три похоронных дня, проведенных в горной деревне, дают ей остро почувствовать, что в глазах бывших односельчан она — «итальяшка», пария, вечный изгой…