Кентерберийская сказочка - [11]

– Что ж, если кто хочет ослепнуть, имеет полное право, – заметила миссис Траншан, и Тристрам не посмел даже пискнуть.

Он взглянул вверх, на ступеньки. Лимонно-зеленые ковры, на белые стены сведены рисованные модели первых поездов и машин. Он взбежал по лестнице через три ступеньки, на площадке остановился и посмотрел вокруг. Шесть дверей – все белые, все одинаковые. Полминуты он старался решить, в какую войти. Наконец услышал за одной из них звуки легкой музыки, опустился на колени и приложил ухо к замочной скважине. Улыбнулся, встал, набрал в легкие воздуха – и открыл дверь.

Дженни лежала на кровати и читала журнал. Лежала на животе, согнув колени и болтая ногами в такт музыке, подперев голову руками. Увидев Тристрама, она отпустила ноги, и они плюхнулись на пружинящую кровать, перевернулась на спину и села. При этом юбка немного задралась, и Дженни ее одернула.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Дженни – все-таки хозяйка – поднялась и уставилась в пол перед ногами Тристрама.

– Привет, – поздоровалась она.

– Что читаешь?

– Так, журнальчик. Хочешь посмотреть? Оторвав глаза от пола, она посмотрела на него.

Он пожал плечами.

– Подожди, сейчас пластинку переставлю. А эта тебе понравилась?

Теперь она не отводила глаз от его лица.

– Ничего. А ты меломанка?

– Как сказать? Не совсем. Пластинки уж больно дорогие.

– Да? Я не в курсе, вообще их не покупаю. А что, карманных денег тебе на пластинки не хватает?

– Должно хватать, да враз куда-то деваются.

– У меня то же самое.

До сих пор он тупо смотрел в какую-то точку на кровати, но наконец поднял голову. Их взгляды встретились – и разошлись.

– На что ты их тратишь? – спросила она.

– Сам не знаю. На всякую всячину. На хрустящий сыр с луком.

– Врешь. – Она хихикнула.

– Точно.

– Запах – бррр!

– Знаю.

И они захихикали вместе. Снова наступила тишина. Дженни продолжала возиться с проигрывателем.

– Черт.

Она не могла просунуть пластинку под ручку звукоснимателя. Тристрам опустился рядом на колени.

– Дай я.

– Не разобьешь?

– Не бойся. – Пластинка скользнула на место. – Порядок.

– Это Вероникина, – объяснила Дженни. – Она все время пластинки покупает, а потом они ей надоедают.

– Сколько ей лет?

– Шестнадцать. А что?

– Просто так. С виду она старше.

– Знаю. Все это говорят. Но она иногда такие штучки выкидывает, будто ребенок. Честно, ты даже не поверишь.

– Например?

– Не поверишь. Честно.

– Поверю. Не стесняйся.

– Нет, все равно не могу, все-таки она – моя сестра.

– А я тебе расскажу про брата.

– А что мне твой брат, я с ним вообще не знакома. Даже не знаю, как зовут.

– Филип. Когда познакомишься, я тебе про него расскажу. Обещаю. Так какие штучки выкидывает твоя Вероника?

Дженни взглянула на проигрыватель, стараясь глазами поспеть за движением пластинки. Немножко помурлыкала вместе с ней.

– Она до сих пор иногда плачет.

Дженни села на пол, ожидая, что Тристрам будет ошеломлен.

– Это все?

– Что значит «все»? Ей шестнадцать лет. Я же сказала.

– Подумаешь. Все плачут, просто большинство это скрывают. Моя мама иногда плачет. Это я точно знаю. Все плачут.

– Не все.

– Все. Просто никому про это не рассказывают. Посмотри телевизор: там люди все время плачут, даже шпионы.

– Ну, это если только друга убьют или с девушкой что-то случится.

– Для них это важно – вот что главное. Может, то, из-за чего плачет Вероника, для нее важно.

– Ты же ведь не плачешь? – спросила она почти с вызовом.

Тристрам на миг задумался, провел рукой по волосам.

– Редко, но бывает. – Он снова задумался. – Вообще-то уже давно не плакал.

– Вот видишь.

– Просто ничего грустного или плохого не случалось.

– А если что-то случится, будешь реветь белугой, да? Она почти торжествовала.

– Нет, конечно.

– Вот видишь.

Но Тристрам гнул свою линию.

– Между прочим, все люди – разные. Дженни почесала коленку.

– Допустим.

Они вместе уселись на кровать, Дженни подмурлыкивала мотивчик, звучавший с пластинки. Голос у нее был нежный, удивительно зрелый.

– «Давайте вместе, давайте разом, все кончим вместе, все кончим сразу».

Тристрам хихикнул.

– Что смешного?

– Да строчка эта.

– Какая?

– «Давайте вместе», – объяснил он.

– Что же в ней смешного?

– Не понимаешь, что она значит?

– Какое слово?

– Да вся строчка, целиком. Он ухмыльнулся.

– Чего же тут не понять?

– Тогда объясни, что она значит, – решил подзадорить ее он.

– Что в ней говорится, то и значит, – ответила Дженни.

– Нет. А скрытый смысл?

– Не знаю, какой еще скрытый смысл. Глупости. И что же она значит?

Тристрам стал пристально разглядывать свои руки. Кашлянул, взглянул на Дженни, снова уткнулся в руки.

– Ну? – поторопила она.

– С вами разве доктор не разговаривала? – пошел он окольным путем.

– Насчет чего?

– Насчет… того самого. Как люди… занимаются любовью, что делают, когда…

– А-а, это. Разговаривала, конечно. Так они поют про это? «Все кончим вместе, все кончим сразу», – пропела она. – Нашли про что петь. И что, все остальные знают, про что они поют?

– Скорее всего, да.

– Не уверена. Одна девочка из класса говорит, что ее сестра про это узнала, только когда стала совсем большой – но было уже слишком поздно.

– Что случилось?

– У нее появился маленький.