Кентавр vs Сатир - [35]
По тротуару разгуливает с бумажным стаканчиком для монеток типичный немецкий бомж — в камуфляжных штанах, с собакой — и окучивает прохожих. «Не поможете ли мне? — обращается к проходящему мимо серьёзному господину, но тот отрицательно мотает головой. — Ну, немного мелочи?!» Господин бормочет что-то вроде «нет, нет» и лишь ускоряет шаг. Бомж разочарованно произносит вслед: «А я и кредитки принимаю…»
«Как ты думаешь, Арт, какая профессия у Хауке?» — «Парикмахер?» — «Нет». — «Тогда стюард?»
Хауке недоверчиво обнюхивает поданную ему водку.
Перед этим мы с Хауке поехали в театр на «Жизнь на Прачо Рузвельт». Я ждал этой постановки полгода. Ещё и потому, что на месте должна была быть сама Деа Лоэр, драматург. Времени было мало, мы неслись через душный город на велосипедах. В глаза то и дело попадала мошка. За две минуты до начала, совершенно взмыленные, стояли у кассы. Закрытой: каникулы. Разумеется, я всё перепутал и ориентировался на июньскую афишу. А на дворе, оказывается, уже июль.
Срочно нужна была альтернативная культурная программа. Билетная касса «Gay Factory» то ли переехала, то ли была закрыта. Хауке огляделся по сторонам и направился в сторону припарковавшейся машины, из которой выходило двое парней: «Они должны знать». К моему удивлению, не только знали, но и поделились билетами… Локаторы Хауке работают безошибочно. Он знакомится (и занимается развратом) с парнями в супермаркетах, на борту самолета и в Интернет-кафе, куда спускается на три этажа вниз из своей квартиры проверить почту.
До начала вечеринки, перед которой была спешно спланирована водка в обществе Арта, мы успели съездить на Эльбу. Живя в городе, который регулярно затапливает, я почему-то до сих пор не видел легковых машин в воде по середину дверцы. Красиво — и какое-то пролетарское удовлетворение. Разувшись, сидели в подтопленном пляжном кафе.
Водки оказалось мало, и мы перешли на вино. (Или наоборот, не помню.) Кажется, в клуб добрались на автобусе, а там всеобщее оживление сделало свое дело, и, во всяком случае, я временно протрезвел. Танцевали с какими-то толстыми лесбиянками. Потом мы с Артом оказались на питейной галерее над танцполом. Хауке поначалу пытался прикрыть нас своей широкой спиной от публики. Но быстро перестал бороться за нравственность и отправился в народ. Вообще-то так далеко мы не зашли. Это было чуть позже в такси.
В воскресенье я последовательно переплывал туда и обратно Боберг. На руки наматывались водоросли. На берег не хотелось: среди распаренных тел витал смрад не то противозагарного крема, не то свального греха. Вечером встретился перекусить на Шультерблатте со Штеффом и ещё одним приятелем, бывающим наездами из Гёттингена. Обсуждалась тема подсчёта партнеров. Я со своим предложением («если целовались») оказался в меньшинстве. Двумя голосами против одного принята в качестве основополагающей методика: «если дотрагивался до члена».
На празднике Санкт-Георга дежурил в палатке Hamburg-Pride e.V. Проникся организационной подноготной. Редко встречал таких людей, как Мэтт, — чтобы все свое свободное время жертвовать общественной работе (осторожно, непроизвольные советские штампы). Три-четыре человека, стоящие за организацией, информационной политикой, выпуском журнала и т. д. и т. п. в Гамбурге, делают это действительно бескорыстно. Зарядил ливень, и кстати пришёлся кофе от соседей, раздававших презервативы и брошюры о безопасном сексе. Сёстры неизбывного отпущения грехов мужественно переносили удары стихии на перекрестке, прикрыв свои маленькие корзинки с агитационными материалами полиэтиленовыми пакетами.
Моросящий дождь по пути домой навел меня на мысль о горячей ванне. Больше половины немецкого жилфонда располагает лишь душевыми кабинами. Загрузился фастфудом и нагрянул к Штеффу, который уже пару недель никого не желает видеть ввиду подготовки к госэкзаменам. Но меня ему пришлось впустить. И даже набрать горячей воды и сварить какао со жгучим перцем. Действие этого напитка мягче и психоделичнее, чем у перцовки. Чувствовал себя аристократом, даже немного Уайльдом-в-пене, которому по первой просьбе приносят то одну, то другую мелочь… Смотрели «An American in Prague», каждый из своего кресла. Примерно на сцене в гримёрной кабаре (где ещё двадцать пятым кадром мелькает существо в огромном парике) необходимость в продолжении просмотра отпала. Я скажу вам, что знаю, о чём писал Гумилев, воспевший лучезарный и неподвластный обидам мир хохотавших над Эврипидом афинских парней. Как повернулась бы его история, если бы он познакомился с актёром Йоханом Пауликом?.. Когда-нибудь святая Цецилия замолвит и за нас свое слово, за Йохана и меня.
Вот кто-то говорит, что согласен годами ждать меня. Ну какая же несусветная чушь. Не понимаю, кому вообще может быть приятна или лестна такая ситуация. Что даёт крестьянская верность с щенячьим взглядом тому, кого помимо его воли угораздило попасть в объекты любви? Кроме, разумеется, осознания того, что кто-то страдает, болеет и проводит свои дни в созерцательном написании поэм на обрывках карельской бересты?..
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!