Кенозёры - [46]

Шрифт
Интервал

— Между часом и семью
Завтра снова позвоню!

Мамин дом

Детей своих ждёт в гости мама.
От них ни вести, ни письма.
Пред ликами Святого храма
Стоит со свечкою она.
Своим заблудшим в мире деткам
Прощенья просит у святых
И нищим подаёт монетки
С доходов мизерных своих.
Она богатств не накопила,
А час заката недалёк.
Наступит он, и у могилы
Заплачут дочка и сынок.
Простятся с мамою своею
На сельском кладбище, в углу,
И слёзно детки пожалеют,
Что мать оставили одну.
А над деревней солнце встанет,
Всё озарив своим огнём,
И только лучиком заглянет
В пустой, забытый мамин дом.
2002 г.

Страна моя

Страна моя, ты — лошадь ломовая,
Стожильная, с характером упрямым.
В карете кучер пьяный, восседая,
Тебя кнутом всё гонит по ухабам.
А рядом с ним — бездельники и воры,
Хмельные перевёртыши — лакеи,
И морды их, как будто помидоры,
И пиджаки — знамён иных краснее.
Страна моя, ты голодна, раздета,
Как нищенка — у пропасти могилы.
Ты милостыню просишь у соседа,
Которого сама вчера кормила.
Твои князья гуляют на Канарах,
Устав от ежедневного разбоя.
А ты, как девка, корчишься на нарах,
Насильников кляня и волком воя.
Ты Бога призываешь на защиту,
Со всей великою Небесной Ратью.
И каждый день хоронишь ты убитых
В войне, идущей между кровных братьев.
1997 г.

Бессонница

Ты уснула. Мне опять не спится.
За окном куражится, как зверь,
Бьётся в стёкла полуночной птицей
Гостья запоздалая — метель.
Слышу я: там шорохи и звуки
Бродят, спотыкаясь в темноте,
И свои невидимые руки
Сквозь окно протягивают мне.
И свои невидимые лица
Корчат исступлённо надо мной…
Пусть тебе хорош ее приснится
В эту ночь за нас двоих с тобой.

Белые сны

Мне часто снятся белые сны:
Дорога, резное крыльцо…
Я вижу отца у высокой сосны.
Задумчивое лицо…
Мы рядом стоим. Мы оба белы.
Молчи, моё сердце, молчи!
Неужто не брызнут, как звёзды, из мглы
Солнечные лучи.
И я околдован тем белым сном.
Отцовская седина, —
Как ни один истории том,
Справедлива она.
Когда обжигала каждая пядь
Отбитой с боем земли,
Глядишь, у того седая прядь,
А тот берёт костыли.
Промчался и сгинул огненный вихрь,
И время идёт вразбег.
Живёт среди нас немало седых,
Спасших двадцатый век.
Не все они носят ордена,
Достойные высших наград…
А есть фальшивая седина,
Модная, говорят.
Её наводит за пять минут
Не порох, не сталь, не свинец,
Не смертной атаки упорный труд,
А парикмахер-спец.
…В белом сне белеет река,
Белою тьмой темно.
И только пробитое знамя полка
Всегда красным-красно.
1966 г.

Письмо

Без единого взрыва, выстрела
В гости ходит пора военная.
Пожелтела бумага, выцвела,
Как на камне пластинка медная,
Как на камне мрамора светлого,
И дождём, и слезами омы того…
Та бумага — письмо заветное
От живого, не от убитого…
Руки вытерла фартуком ситцевым
И заплакала, кстати, не кстати ли?
Треугольник подбитой птицею
На ладони лежит у матери…
1969 г.

Всё это небыль

Всё это небыль: сказки, шутки,
Забытый сон в ночи весенней.
И голубые незабудки —
Глаза глубокие в смятенье.
И тишина поляны русской,
И смех колючий, как снежинки,
И губы с инеем вприкуску,
Как будто солнца половинки.
И рыжий март в твоих ладонях,
И дым костра в бору сосновом,
И небо синее, большое,
И всё сначала, снова, снова.
Всё это небыль? Нет уж, дудки!
Всё это было и осталось.
Храню в душе не ради шутки
Я слов невысказанных радость.

Гармонь солдата

Сквозь дождь свинцовый и огонь,
Сквозь трубы медные похода
Прошёл солдат. И с ним гармонь
Была в пути четыре года.
Она с ним шла в одном строю
От стен Москвы до стен Берлина.
Могла сто раз сгореть в бою
Мехов прогорклая малина.
Сто раз заштопана была,
Но гармониста на привале
Не предала, не подвела —
Достойна воинской медали.
Среди старух и юных вдов
Сидел за праздничным застольем
Солдат, вернувшийся с боёв,
С охрипшей на войне гармонью.
Шёл разговор о мужиках,
О бабьем горюшке без края.
…И вдруг в его больших руках
Гармонь вздохнула, как живая.
Бежала музыки слеза
По тёплым пуговкам гармони.
Христа спокойные глаза
Глядели с бабкиной иконы.
А вдовы плакали навзрыд,
Поплакав, песни запевали.
Душа российская таит
Большую силу и в печали.
И пили крепкое вино
За гармониста и за павших.
И наплясались. Столь давно
Так не жалел никто баб наших.
Спасибо, русская гармонь,
За радость горького свиданья!
Спасибо за святой огонь
Далёкого воспоминанья!
1970 г.

Заблудилась

Тайга становилась тревожной и хмурой,
Сентябрьское солнце погасло, как лампа.
И небо упало медвежьею шкурой
На сосен и елей зелёные лапы.
Девчонка по лесу брела осторожно,
Руками глаза прикрывая от веток.
Легко заблудиться в сторонке таёжной,
Кричи не кричи — не услышишь ответа.
Далёкое эхо, далёкое эхо
Весь день над девчонкой гудело, смеялось.
От этого долгого жуткого смеха,
Казалось, земля под ногами качалась.
В кровь сбиты коленки об острые сучья,
И плащ горожанки разодран и вымок.
Как бабочка глупо в ловушке паучьей,
Девчонка запуталась в сети тропинок.
Но вдруг осветились деревьев вершины,
Как будто бы солнце летело над ними.
Шёл поезд. Там люди куда-то спешили.
Чужие такие — такие родные.

Прозрение

На душе осенний листопад,
Долгий, словно лунная дорога.
Как войной контуженный солдат,
Видеть начинаю понемногу.
То, чему не верил отродясь…
В слепоте, в каком-то наважденье
С золотом я часто путал грязь,
Человека путал с его тенью.

Рекомендуем почитать
Дорога сворачивает к нам

Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.


Отторжение

Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.


Саломи

Аннотация отсутствует.


Дж. Д. Сэлинджер

Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.


У нас была Великая Эпоха

Автор дает историю жизненного пути советского русского – только факты, только правду, ничего кроме, опираясь на документальные источники: дневники, письменные и устные воспоминания рядового гражданина России, биографию которого можно считать вполне типичной. Конечно, самой типичной могла бы считаться судьба простого рабочего, а не инженера. Но, во-первых, их объединяет общий статус наемных работников, то есть большинства народа, а во-вторых, жизнь этого конкретного инженера столь разнообразна, что позволяет полнее раскрыть тему.Жизнь народных людей не документируется и со временем покрывается тайной.


Суд

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.