Кенийские сафари - [8]

Адас Арборе — это еще Эфиопия. Слева за грядами камней, которые на карте именуются горами Олаи, блеснуло озеро Стефания — соленый, высохший, никем до сих пор не исследованный водоем.

Незаметно мы пересекли границу Кении, пропутешествовали еще два дня, положили с полсотни заплаток на камеры и наконец предстали перед изумленными кенийскими полицейскими в Илерете. По их словам, получалось, что уцелели мы в этой поездке просто чудом, поскольку в районе очень неспокойно. Воинственные гелубба недавно вторглись на земли местных кочевников - мериле, похитили женщин, угнали скот. Полиция здесь слишком малочисленна и даже не пытается вмешиваться в подобные столкновения. Мериле уже оправились от нападения и готовятся к ответному рейду. В это время посторонним на их земле показываться не следует.

Южнее, куда мы собирались ехать, по словам полицейского, также сложилась очень напряженная обстановка: на тропу воины встали туркана и самбуру. На днях во время столкновения из-за огромного, более чем в тысячу голов, стада скота с обеих сторон стрелами и копьями было убито более восьмидесяти человек.

— Очень, очень опасно ехать, — неодобрительно качая головой, закончил полицейский.

Питер возразил, что, на наш взгляд, в этом районе слишком спокойно, что мы и рады были бы встретить людей, но почти никого не видели. Потом начал выяснять, как найти Лики. «Профессор Лики», «всемирно известный антрополог», «знаменитый ученый» — все эти слова не пробуждали у местных стражей закона никаких ассоциаций. Тогда Питер решил перейти к языку жестов.

— А, это люди, роющие землю на берегу залива Аллиа, — радостно хлопнув себя по затылку, догадался полицейский. — Это не близко и ехать придется по почти необитаемой безводной местности. Но я дам вам аскари[3] который покажет дорогу. Он поедет на верблюде.

У аскари на голове поверх буйных волос была налеплена шапочка из глины, разрисованная красной и синей красками и увенчанная страусовым пером. Такую прическу носят месяцами, пока глина не растрескается. Важно восседая на верблюде, шагавшем впереди нашей машины, аскари выглядел очень живописно.

Мы ехали по настолько унылому и однообразому краю, что я даже не берусь его описывать. Это не пустыня — у той есть свои краски, жизнь, своя прелесть. Страна племени габбра, совершенно лишенная растительности, — это лавовые поля, заваленные глыбами черного туфа, скелетные почвы вдоль неглубоких сухих долин, россыпи камней. Совершенно мертвый, разрушенный ландшафт. Кое-где приходилось объезжать руины скал, сложенные красными сланцами,-то ли еще не успевшими остыть после извержения, то ли уже с утра раскалившимися под лучами солнца. Иногда попадались груды снежно-белого, ослепительно сверкавшего на солнце кварца.

Сотни забывших, что такое вода, сухих русел, называемых здесь «гура», изрыли эту безрадостную землю. По ним кочевники — аскеты гоняют своих тощих, неизвестно чем живущих коз, склонных к самоубийству под колесами нашей автомашины. Ездить по гура можно довольно успешно. Самое тяжелое — выбираться из них, преодолевать заваленные камнями водоразделы и сползать по осыпям в новое русло. Верблюду эти упражнения удавались значительно легче, чем нашей машине.

Наш живописный аскари не говорил ни единого слова ни на одном из понятных нам языков, что не мешало ему время от времени останавливаться, жестом вызывать меня или Питера из машины и с высоты верблюжьей спины что-то объяснять. Я тоже задавал вопросы. Меня особенно интересовало происхождение обтесанных каменных плоских глыб, кое-где испещренных какими-то значками. То явно были мегалиты — памятники, оставленные древними обитателями этих мест. Аскари объяснял, водя пальцем по значкам. Но взаимного понимания между нами так и не было достигнуто.

Восточная Африка — прародина человечества?

Трудно себе представить, что на этой каменистой неприветливой земле некогда существовала цивилизация, а еще труднее — что именно эта земля является прародиной человечества. Так же трудно, как поверить ученым, утверждающим, что в те далекие времена, когда обезьяна прочно стала на ноги и сделала палку своим орудием, здесь были не пышущие жаром пески и камни, а зеленые долины.

Но это так. Сначала геологи и палеонтологи доказали, что климат внутренних районов Африки был куда влажнее, чем сейчас. Теперь антропологи и палеонтологи доказывают, что сменно в этом влажном крае теплых озер началась история человеческого общества.

Впервые прародиной человечества Африку назвал Чарлз Дарвин. Великий основоположник эволюционного учения считал, что богатые флора и фауна Тропической Африки должны были облегчить нашим примитивным предкам поиски пищи, а теплый климат не только избавлял их от необходимости сооружать жилища и заботиться об одежде, но и ускорял процесс исчезновения у них волосяного покрова. Но все это были плоды теоретических рассуждений, а не сделанные на основе раскопок и фактов аргументированные выводы. Антропология делала тогда первые шаги и не могла дать Дарвину никаких доказательств.

Когда же палеоантропология вышла из младенческого возраста, то начала опровергать Дарвина. В 1892 году на Яве французский врач Е. Дюбуа впервые обнаружил остатки «обезьяночеловека» — питекантропа. Все новые и новые сенсации приносили раскопки в пещерах под Пекином. Там нашли еще одну ископаемую форму доисторического человека — синантропа, а рядом с ним — множество каменных орудий. Обитатели пещер жили в начале четвертичного периода, то есть несколько сот тысяч лет назад.