Кенгуру - [38]

— А вы женаты? — спросил Варью.

— Да. Двое детей у меня.

— Живете в Пеште?

— Да, на улице Фюреди.

— Так что вам сюда ездить придется... Каждую неделю... Или, если есть машина...

— Да нет, мы переедем в Пакш.

— Ага... А если все-таки случится что-нибудь?

— Не случится. Ну а если случится, я должен быть там. Это — моя работа. Для этого я столько лет учился в Будапеште и в Москве.

— Понятно,— сказал Варью,— понятно...

Он еще раз внимательно посмотрел на инженера и подумал, что лицо у того не столько строгое, сколько озабоченное и усталое.

Подъезжая к Пакшу, Варью бросил беглый взгляд на причал, на рыбачьи баркасы. Он попытался вызвать в памяти тот сияющий предвечерний час июньского дня, когда здесь, вот на этом самом месте, светловолосая девчонка выпрыгнула из «ЗИЛа» и растворилась, исчезла, как видение... И удивительно: ему лишь с большим трудом удалось восстановить и ее облик, и всю атмосферу того момента. Лицо девушки так и осталось смутным, расплывчатым; не вызвав никакого отклика в душе, проплыл перед ним ее прощальный жест, последняя улыбка. Правда, Варью явственно помнил свою тоску, нетерпеливую надежду, с какой он потом разыскивал девушку. Собственные чувства, беспокойство, томление оказались в его душе более живыми, чем черты той девушки, так долго занимавшей его мысли. Все это было странно, но размышлять на эту тему было некогда: инженер уже взял в свои руки инициативу, громко объявляя каждый километровый столб, каждую улицу, каждый поворот. На площадке он выпрыгнул из кабины и, шагая перед машиной, указывал, куда и как подъехать. Он дирижировал крановщиками, и вообще вся стройплощадка вскоре словно бы завертелась вокруг него. У Варью сложилось впечатление, что в Пакше все знают молодого инженера, беспрекословно ему подчиняются.

Он взял письмо Жожо, намереваясь наконец прочесть его без спешки. Закурив, откинулся на сиденье. Но едва он затянулся, как рядом появился, словно из-под земли вырос, охранник.

— Погасить! Немедленно погасить! Курить запрещается! зло заорал он на Варью.

Тот погасил сигарету и высунулся из кабины.

— Если бы вы то же самое сказали нормальным голосом, я бы все равно погасил. Так что совсем ни к чему так орать. Это только вредит человечеству.

— Вредит?! Ах, так тебя растак, хулиган ты нестриженый! Я тебе покажу, что вредит и что не вредит!.. — вопил охранник.

Он схватил Варью за руку и попытался вытащить его из машины. Варью треснул его по голове англо-венгерским словарем и выдернул руку. Как раз в это время подошел инженер.

— Что здесь происходит?

— Этот вот курил в запрещенном месте. А когда я ему сделал предупреждение, ударил меня по голове куском железа.

— Во-первых, словарем. А во-вторых, когда он мне сделал предупреждение, я погасил сигарету и сказал, что можно было бы то же самое сказать тихо, а не орать. Тут он меня принялся дергать за руку и тащить из машины.

Инженер смерил охранника взглядом:

— Прошу вас вернуться на пост и не мешать разгрузке.

— Я об этом случае заявлю, куда следует... Я это в журнал занесу, я потребую разбирательства!.. — весь красный, не унимался охранник.

— Хорошо, заявляйте, а сейчас идите на свое место.

— Не пойду!

— Как один из ведущих инженеров института, я приказываю вам занять свой пост.

— Не займу... Здесь саботаж!..

— Уйдите отсюда, приятель,— совсем тихо сказал инженер. Чувствовалось, что терпение у него на исходе.

— Не уйду...

Варью стало жалко инженера. Все ж таки это свинство, что такой умный парень тратит время на всякие пустяки, когда ему нужно думать о манипуляторах и о тяжелом стекле. Он поманил охранника пальцем. Тот удивился. Варью повторил свой жест. Охранник с недоверием приблизился. Варью показал: мол, влезь-ка на подножку. Охранник просунул голову в кабину. Варью нагнулся к его уху и что-то зашептал. Охранник отпрянул с испуганным лицом, спрыгнул с подножки и торопливо ушел. Инженер с удивлением наблюдал эту сцену. Так и не уразумев, в чем дело, он пожал плечами и отошел к кранам; разгрузка продолжалась. Варью вынул письмо Жожо из конверта и стал читать.

«Милый Ворон!

Я плакала тогда в «Мотыльке», потому что ты не пришел, а я ждала тебя, несколько недель. Говорят, тебя определили на междугородные рейсы, только я все равно не понимаю, почему

мы не можем с тобой встретиться. Ты, видно, будешь как мой отец, его тоже никогда нет дома, только по воскресеньям его и видим. Да и по воскресеньям не очень: уйдет к приятелям играть в кегли, а вечером приходит выпивший, как мама говорит. Только я все равно почему-то думаю, что ты не такой и смотришь на все, как современный человек.

Милый Ворон, я очень-очень надеюсь, что ты человек современный и любишь меня. Я тебя очень люблю, и мне так жалко, что мы не встретились раньше, еще до Цицы. Мари мне рассказывала, как Цица тебя поцеловала у пруда на кирпичном заводе, когда ты ее спас. Мари говорит, что Цица все это нарочно устроила, чтобы потом сделать, как ей хочется. Цица — барыня, она работать никогда не будет, как настоящая жена. Это я потому тебе говорю, что еще в прошлый раз, когда мы вместе были в «Мотыльке», я видела, как она на тебя смотрит. Милый мой Ворон! В прошлый раз, когда ты был у меня, я была такая счастливая. Наверное, это был самый счастливый день в моей жизни, потому что я чувствовала, что мы с тобой по-настоящему принадлежим друг другу. Тахту, между прочим, я сама купила, из своего заработка. И постельное белье тоже было мое, а не родительское. Я хочу быть самостоятельной и современной женщиной.