Кемер в объятиях ночи - [3]

Машка осталась принять с дороги душ и разобрать вещи, а Григорьев пошел на море искупаться. Пляж действительно был через дорогу, довольно маленький, по качеству так себе: песок с крупными и мелкими камнями, вход в море — через булдыганы, заходить босиком человеку непривычному было просто физически больно — хоть на карачках ползи, зато море оказалось замечательное: теплое и чистое. Таким оно и оставалось все время их пребывания в Бельдиби, только однажды течением нанесло полиэтиленовых пакетов и гнилых баклажанов.

Ура, море! Бирюзовая, белесая, будто чуть с примесью мела, вода. Невдалеке на берегу торчали несколько чахлых пальм. При порывах ветра они шуршали листьями, словно сухой бумагой.

Вдоволь наплававшись, Григорьев вернулся в номер, распаковал свои вещи, достал ноутбук, тут же с трепетом его проверил — показалось, что стукнул его при досмотре в аэропорту, однако тот, слава Богу, успешно загрузился. Григорьев хотел поработать, но тут же почувствовал тоску и закрыл компьютер. Машка все еще плескалась в душе, и Григорьев вышел во двор отеля, где располагался довольно большой бассейн, а за ним еще и маленький — для малышей. В бассейне в этот момент готовилась игра в водное поло. Аниматоры оглушительно свистели в свистки и набирали игроков в команды. Вблизи бассейна располагался бар, где бармен бойко разливал напитки, включая пиво и алкоголь. Григорьев направился прямо туда. Какой-то мужик, лет тридцати пяти, видимо всем тут известный, не первый день тут отдыхающий встретил его улыбкой, пожал руку, представился Валерой, и спросил, что он хочет выпить. Григорьев спросил пива и тут же получил его. Этот Валера имел развитый торс и непропорционально тонкие ноги, и это несоответствие сразу бросалось в глаза, так как он ходил в шортах или в плавках. У него были ровные белые явно вставные зубы. Валера постоянно крутился вокруг бара, всем был приятель, ко всем подсаживался и со всеми выпивал. По виду он был точно не из столицы и не из Питера. Чем-то этот Валера отличался и от питерских и от москвичей, а вот чем — Григорьев сказать затруднился бы.

Взглянув на часы, он обнаружил, что уже начало пятого. В пять часов в холле около рецепции была назначена встреча с отельным гидом, чтобы заслушать информацию по отелю, определиться с экскурсиями и узнать, с кем можно связаться, если возникнут проблемы. Григорьев с Машкой подошли туда ровно к пяти. Появился и гид — брюнет лет двадцати пяти с волосами, зачесанными назад и явно смазанными чем-то вроде бриолина. Парень был русский, а причесывался по местной моде: у многих турок волосы тоже блестели и казались чем-то намазанными. Григорьев, однако, был разочарован: он ждал, что появится кто-то из девушек вроде Насти или же она сама. Однако оказалось, что Настя занималась только трансфером — встречей и размещением.

Гид тут же предложил купить у него экскурсии. Григорьев по предыдущему опыту знал, что цены на экскурсии в таких случаях всегда здорово накручивают, поэтому гиды и пытаются продать их сразу же в первый день, пока люди не узнали настоящих цен в ближайших к отелю туристических агентствах. Когда Григорьев сказал, что они пару-тройку дней подумают и скажут позже, гид тут же поскучнел. Впрочем, от поездки в Анталию Григорьев все же не отказался. Рассказывая об этой поездке, Гид обещал посещение каких-то ювелирных центров, что очень возбудило Машку, и она так пристала к Григорьеву, что он, скрипя зубами, согласился и купил эту путевку. Ехать решили через два дня.

После встречи с гидом Григорьев снова отправился на пляж. Служащий пляжа, или по-другому бичбой, по имени, кажется, Халиль, а по кличке Хосе Игнасио, смуглый и довольно щуплый малый, сидел под зонтиком в соломенной шляпе с полями и наблюдал за порядком.

Оказалось, что своего волейбольного поля у отеля нет, и Григорьев направился на соседний пляж, где искомая площадка наблюдалась. К этому времени там уже вовсю шла игра. Как ни убирали площадку, о чем говорили груды камней вокруг, песок был буквально нашпигован камнями, и, чтобы не ссадить ноги, приходилось играть в шлепках. Это несколько затрудняло передвижения по площадке, но деваться было некуда. Играя волейбол, Григорьев тут же и ободрал себе ногу.

Играли все: и русские, и немцы, и турки и еще какие-то другие национальности. Один был заметный тип неизвестной должности из соседнего отеля: здоровенный, бритый наголо турок, накачанный, как Шварценеггер. А начальником охраны этого отеля был реально красивый мужик, настоящий мачо, на которого, как потом рассказали Григорьеву, женщины просто вешались гроздьями, за него шла настоящая конкурентная борьба, и далеко не всякую он до себя допускал. Каждый день шел жесткий отбор кандидатур на допуск к его телу на текущую ночь. Этот детина тоже часто появлялся на пляже, играл и в волейбол. Впрочем, играл он так себе, больше комментировал и критиковал других. Напитки в баре у пляжа продавал бармен-турок со шрамом на лице и платком на бритой башке — чистый пират Карибского моря.

После игры Григорьев с наслаждением искупался и похромал переодеться к ужину. В номер, однако, попасть не смог: Машка куда-то усвистала вместе с ключом, и Григорьев нашел ее у бассейна, где она, сидя на бортике бассейна, болтала ногами в воде и попивала какой-то напиток, и не исключено, что и с некоторой долей алкоголя. Оказалось, Машка, наконец, разобралась со своими вещами и нарядами, уже искупалась и познакомилась с какой-то девчонкой примерно такого же возраста — то есть лет четырнадцати-пятнадцати — кажется, из Твери, которая бултыхалась тут же у бортика с красными от хлорки глазами.