Кельты анфас и в профиль - [44]
Французы и англичане, воспитанные на чтении артуровских романов, совершенно не задумывались о том, что покоряют наследников того самого великого короля. Как обычно бывает, соседей, потерявших независимость и былую славу, со временем стали считать диковатыми, недалекими и некультурными. И уже веке в пятнадцатом ни одной придворной даме не пришло бы в голову хвастаться знанием бретонского языка.
Так что придется закончить эту главу на печальной ноте и процитировать «Смерть Артура» Томаса Мэлори в переводе И. Берштейн: «И более про Артура я ничего не нахожу в моих верных книгах, и про смерть его я тоже больше ничего надежного и достоверного не слышал, кроме лишь того, что на корабле, его увезшем, были три королевы: одна была сестра короля Артура королева Фея Моргана, другая — королева Северного Уэльса, а третья — королева Опустошенных земель…
Однако многие люди во всех краях земли Английской полагают, что король Артур не умер, но был по воле Господа нашего Иисуса перенесен отсюда в другие места; и говорят, что он еще вернется и завоюет Святой Крест. Я, однако, не стану утверждать, что так будет, вернее, скажу: в этом мире он расстался с жизнью. Но многие рассказывают, будто на его могиле написано так: "Hie jacet Arthurus rex quondam rexque futurus[5]"».
Но пока что о возвращении Артура ничего не слышно…
Глава 16. Ты никто и звать тебя никак
Да они все, все у нас отняли, даже имена! — кипятился валлиец Даррен Льюис, преподаватель английского в одной из московских школ. — Вот скажи, почему у меня фамилия Льюис?
Не дожидаясь ответа (мне-то откуда знать?), он продолжил:
— На самом деле моего предка звали Ллевеллин. Но нету, понимаешь, нету такого английского имени. А сохранять валлийские нам было нельзя. Был Ллевеллин — стал Льюис… А какие у нас раньше были красивые имена! Существовало что-то вроде русских отчеств. Например, Ллевеллин ап Давид. «Ап» значит сын. У некоторых имена состояли из восьми частей, то есть по имени можно было узнать сразу о восьми поколениях. Но их запретили. Ты можешь себе это представить — запретить имя?
А еще валлийцам насильно придумали фамилии.
Даррен тряхнул пепельными локонами и раздраженно отставил пластиковый стакан с чаем. Мы сидели в университетском буфете МГУ: Даррен решил присоединиться к моим студентам, изучающим бретонский, и часто комментировал мои высказывания словами «…а вот у нас в Уэльсе». Получалось очень интересно и познавательно.
— …У нас в Уэльсе вообще говорят, что половина валлийцев носит фамилию Джонс, а остальные Дэвисы. Это шутка, конечно, есть и другие фамилии: Дженкинс, Льюис и прочие, но правда то, что разнообразия никакого. А все почему? Фамилии нам искусственно придумали англичане. Не было у нас фамилий, понимаешь, не было!
С одной стороны, его монолог выглядел уж слишком пылко — сколько народов за всю историю подвергались более серьезным гонениям! Численность одних сокращалась в разы из-за геноцидов, другие подвергались массовым репрессиям, депортациям… В конце концов, у меня тоже фамилия русифицированная, но моих предков это мало волновало: в отличие от многих соплеменников живы остались, и то спасибо, а там, как говорится, хоть горшком назови, только в печь не ставь.
Для большинства современных жителей Западной Европы, где последняя война прогремела в середине прошлого столетия, физическое истребление — это какая-то непонятная штука, которая случается в «диких» странах с «нецивилизованными людьми». И прикинуть это на себя сложно. Разве что ирландцы могут считаться за исключение: мир на севере острова наступил не так уж и давно.
Поэтому большинство современных западноевропейцев как-то больше упирают на так называемый культурно-лингвистический геноцид. Много говорят о потере идентичности, адекватного самоощущения и так далее. Но если перестать рассуждать в стиле «нам бы ваши проблемы!», то гнев моего собеседника понятен. Запретить человеку использовать свое имя — это все равно что сказать: «Ты никто и звать тебя никак». И для представителей современных кельтских народов это унизительно. Иногда из чувства протеста представители нацменьшинств используют два варианта имени: одно «паспортное», а другое «национальное». Бывают забавные ситуации. Я была очень удивлена, когда случайно узнала, что одного моего старшего коллегу по кельтологическому цеху ирландца Шеймаса на самом деле (то есть по паспорту) следовало называть Джеймс. Рассказывали мне также об одной ирландке, которая для своих была Эвелин Мак-Гава, а для посторонних Лин Смит. И Мак-Гава, и Смит хоть и звучат не похоже, на самом деле это одна и та же фамилия, и если бы эта дама захотела переделать свое имя на русский манер, то с тем же успехом стала бы Линой Кузнецовой.
Но потеря имени — всего лишь финальная точка в длинной истории подчинения, и точнее будет расшифровать это послание победителя так: «Твоя борьба кончена, и с этого момента навсегда ты никто и звать тебя никак».
Возможно, именно поэтому мой собеседник так кипятился: не столько в имени дело, а в истории подчинения кельтских народов. Валлийцам еще относительно повезло.
Одна-единственная книга неожиданно объединила французского священника XVIII столетия, немецкого офицера и русского солдата времен Второй мировой войны, московских и питерских студентов начала XXI века. Эту книгу похищали, теряли и находили, из-за нее совершались кражи и убийства, до тех пор, пока она не попала в руки к тому, кого искала сама. «Беглая книга» стоит на перекрестке жанров: в ней есть немного от фантастики, и от детективно-приключенческого романа, а кое-где проскальзывают живые зарисовки современной жизни.«..."Беглая книга" — одно из редких в нашей фантастике произведений, на страницах которых можно не только узнать о приключениях героев, об их душевных борениях и жизненных неурядицах, но и получить некую весьма любопытную информацию общекультурного плана.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.