Кельтский круг - [94]

Шрифт
Интервал

Тойер вел допрос своего шефа со странным чувством. Еще несколько недель назад его бы воодушевила и порадовала сама мысль об этом, но теперь ему было не по себе. Его терзала непрошеная жалость.

— Знаете, дорогой мой Тойер… — Бледный, но уже вполне оправившийся от потрясения, начальник все тыкал пальцем в онемевшую правую руку гаупткомиссара, а убрать ее Тойер не решался — это могло обидеть лежачего больного. — Когда посмотришь в глаза смерти, многое воспринимается не так, как раньше… Многие вещи уже не кажутся такими важными. Другие, наоборот, обретают свой истинный вкус. Да, жизнь — это лакомство, ее ощущаешь вкусовыми рецепторами… короче, что я хотел сказать…

— В прошлом году, — задумчиво сказал Тойер, — я оказался на волосок от смерти и буквально чудом избежал ее. Да и на этот раз я опять рисковал головой; во всяком случае, мне так показалось. Я почти уже прощался с жизнью, так сказать, подводил ее итоги, но итоги получались неутешительные. Оба раза больше всего меня терзало то, что итогов особых у меня и нет, что жизнь прожита впустую. Что я просто исчезну без следа, улечу в пустоту, в мир, похожий на тот бар «Невидимка». Какие мы с вами разные, господин начальник полиции!

— Страх ведом и мне! — весело промурлыкал Зельтманн. — Кто знает, как сложится дальше моя служебная карьера…

— Ах, Господи, мне жаль, — вздохнул Тойер, — но вас не выгонят с работы. Ведь вы ничего не нарушили, не совершили никакого должностного преступления. Разве что переведут на другую должность, хотя лично я с трудом это представляю.

— Дети ушли из дома! — сообщил Зельтманн как о чем-то второстепенном. — Да и жена моя еще та стерва — вещи уже пакует…

Тойер устало поднялся и забрал из вазы букет летних цветов, который только что принес.

— Вы, Зельтманн, все-таки страшно похотливый и жадный тип, жадный до всего, что хоть чего-то стоит в жизни, даже если это ваше собственное увольнение. Я терпеть вас не могу! Тем не менее желаю скорейшего выздоровления…

Ошарашенный больной молчал. Тойер угрюмо покинул палату.

— Вода с букета капает! Вы нам весь пол зальете!

— Что вы себе позволяете? Тут ведь ходят старики, они еле держатся на ногах!

— Откуда вообще у вас букет?

— Кто вы вообще такой?

— Наконец-то ушел. Идиот.


Людевигу было нетрудно вычислить намерения влюбленного Зельтманна — блудливый взгляд и огромный букет роз говорили сами за себя.

Не успел начальник полиции, вырядившийся в яркую гавайскую рубашку, сообразить, что к чему, как Людевиг ударил его ножом. В сущности, как бы дико это ни звучало, обоим повезло. Паралитик, с его слабыми руками, во второй раз сумел нанести роковой удар своим врагам, а Зельтманн остался жив. Его не слишком приятная способность трансформировать пережитое в выдающееся событие, возможно, облегчила ему те восемь часов, которые он беспомощно пролежал в луже собственной крови, в десяти метрах от спасительного мобильника, оставленного на сиденье автомобиля. К тому же большую часть этого времени он находился без сознания.


(Тойер несколько раз извинялся перед обманутыми престарелыми йогами, прислал им конфеты из кондитерской «Шафхойтле» и торт из сахарной лавки.)

В городе бушевало лето. Тойер не имел понятия, дома ли Ильдирим.

Она была дома, женские дела, боль в животе, а кроме того, приступ тиннитуса — шума в ушах. Немного полегче? Совсем немного…

— Ты чего пришел? Цветы ведь уже где-то стояли в воде, да? Ладно, все равно спасибо…

Ильдирим была в желтом бикини, загорелая. Они с Бабеттой несколько раз плавали в открытом бассейне. Его буквально трясло от неудержимого желания, но за кухонным столом сидела девчушка в маечке с тонкими лямками и корпела над умножением дробей.

Так что визит прошел впустую, и вообще…

— У меня вот что не идет из головы… — Ильдирим смотрела на стену. — Мамаша Бабетты дрянная баба, но ведь она пытается забрать к себе дочь. Хотя без девочки ей легче. Я уговариваю себя, что она делает это ради самоутверждения, но может, это любовь или то и другое поровну. — Они подошли к Бабетте. Малышка подросла, вытянулась и уже не казалась такой пухлой и беззащитной.

— На второй год она не останется, — шепнула приемная мать. — Если завтра напишет контрольную по математике хотя бы на 2,5 балла, ей поставят годовую тройку. Я горжусь нашими успехами.

— Что делает Терфельден?

— Ужас что! — Ильдирим тут же схватилась за правое ухо. — Теперь он предложил совершенно нереальные условия посещения. Через Бойтельсбахер, ту самую засранку из адвокатской конторы.

— Полный идиотизм! — ради солидарности подтвердил Тойер. — Нам надо что-то предпринять.

— Кому это — нам?


Собиралась гроза. Лето выдалось неважное, после недолгих жарких дней зарядили нескончаемые дожди. Из-за болезни Зельтманна меры по реструктурированию были проведены столь кардинально, что все снова вернулось на круги своя и сотрудники опять сидели в своих следственных группах. Лейдиг занимался телефонными звонками, у каждого нашлись дела, а Тойер и Штерн вели отчетность. Хафнер чаще всего, дрожа, извлекал из фольги аспирин «С».

— Нашли Плазму, — как-то сообщил Лейдиг. — Он повесился. На территории кардиологической клиники Креля. Наверняка знал ее с детских лет, ведь там работал его отец. Тут Гросройте и обитал, после того как была обнаружена его берлога в Виблингене. Потому что там было где спрятаться.


Еще от автора Карло Шефер
Немой свидетель

Во рву обезьянника гейдельбергского зоопарка находят тело подростка — четырнадцатилетнего Анатолия. Случай кажется ясным: мальчишка ночью пролез сквозь дыру в ограде и стал жертвой агрессивного самца гориллы, испуганного вторжением на его территорию. Однако гаупткомиссар Тойер, доверяясь своему чутью, не спешит закрыть дело, хотя у него нет ничего, кроме смутных подозрений. Некоторое время спустя в обезьяннике обнаруживают еще один труп — юноши-цыгана. Если свидетели не отыщутся, Тойеру придется впервые в истории юриспруденции допрашивать гориллу.


В неверном свете

Комиссару Тойеру и его группе начальство не поручает серьезных расследований. Однако когда полиция Гейдельберга вылавливает из реки утопленника, о котором никто ничего не знает, сыщик принимается за разработку этого дела, сразу заподозрив, что речь тут не идет о несчастном случае. Вскоре выясняется, что покойный зарабатывал на жизнь нелегальным и небезопасным ремеслом. Тойер получает энергичную помощницу в лице молодой сотрудницы прокуратуры Бахар Ильдирим, но время торопит: в Гейдельберге обосновался некий приезжий, который, выполняя тайный заказ, идет по трупам.


Жертвенный агнец

Под стеной Гейдельбергского замка найдена мертвой юная Роня Дан. Через день разбивается, выпав из окна собственного дома, местный пастор. В кармане покойного обнаруживается адресованная ему Роней записка, содержание которой позволяет предположить, что девушка была от него беременна. Начальник отделения полиции «Гейдельберг-Центр» Зельтманн выдвигает свою версию происшедшего: пастор, убив шантажировавшую его девушку, не вынес мук совести и покончил с собой. Дело закрывается. Однако чутье подсказывает гаупткомиссару Тойеру, что настоящий убийца жив.


Рекомендуем почитать
Царствие благодати

В Ричмонде, штат Виргиния, жестоко убит Эфраим Бонд — директор музея Эдгара По. Все улики указывают: это преступление — дело рук маньяка.Детектив Фелисия Стоун, которой поручено дело, не может избавиться от подозрения, что смерть Эфраима как-то связана с творчеством великого американского «черного романтика» По.Но вдохновлялся ли убийца произведениями поэта? Или, напротив, выражал своим ужасным деянием ненависть к нему?Как ни странно, ответы на эти вопросы приходят из далекой Норвегии, где совершено похожее убийство молодой женщины — специалиста по творчеству По.Норвежская и американская полиция вынуждены объединить усилия в поисках убийцы…


Голливудский участок

Они — сотрудники скандально знаменитого Голливудского участка Лос-Анджелеса.Их «клиентура» — преступные группировки и молодежные банды, наркодилеры и наемные убийцы.Они раскрывают самые сложные и жестокие преступления.Но на сей раз простое на первый взгляд дело об ограблении ювелирного магазина принимает совершенно неожиданный оборот.Заказчик убит.Грабитель — тоже.Бриллианты исчезли.К расследованию вынужден подключиться самый опытный детектив Голливудского участка — сержант по прозвищу Пророк…


Преступления могло не быть!

Значительное сокращение тяжких и особо опасных преступлений в социалистическом обществе выдвигает актуальную задачу дальнейшего предотвращения малейших нарушений социалистической законности, всемерного улучшения дела воспитания активных и сознательных граждан. Этим определяется структура и содержание очередного сборника о делах казахстанской милиции.Профилактика, распространение правовых знаний, практика работы органов внутренних дел, тема личной ответственности перед обществом, забота о воспитании молодежи, вера в человеческие силы и возможность порвать с преступным прошлым — таковы темы основных разделов сборника.


Сдирающий кожу

Маньяк по прозвищу Мясник не просто убивает женщин — он сдирает с них кожу и оставляет рядом с обезображенными телами.Возможно, убийца — врач?Или, напротив, — бывший пациент пластических хирургов?Детектив Джон Спайсер, который отрабатывает сразу обе версии, измучен звонками «свидетелей», полагающих, что они видели Мясника. Поначалу он просто отмахивается от молодой женщины, утверждающей, что она слышала, как маньяк убивал очередную жертву в номере отеля.Но очень скоро Спайсер понимает — в этом сбивчивом рассказе на самом деле содержится важная информация.


Пенсионная разведка

Менты... Обыкновенные сотрудники уголовного розыска, которые благодаря одноименному сериалу стали весьма популярны в народе. Впервые в российском кинематографе появились герои, а точнее реальные люди, с недостатками и достоинствами, выполняющие свою работу, может быть, не всегда в соответствии с канонами уголовно-процессуального кодекса, но честные по велению сердца.


Безмолвные женщины

У писателя Дзюго Куроивы в самом названии книги как бы отражается состояние созерцателя. Немота в «Безмолвных женщинах» вызывает не только сочувствие, но как бы ставит героинь в особый ряд. Хотя эти женщины занимаются проституцией, преступают закон, тем не менее, отношение писателя к ним — положительное, наполненное нежным чувством, как к существам самой природы. Образ цветов и моря завершают картину. Молчаливость Востока всегда почиталась как особая добродетель. Даже у нас пословица "Слово — серебро, молчание — золото" осталось в памяти народа, хотя и несколько с другим знаком.