Казна Наполеона - [36]

Послышался топот ног, а я растянулся на лестнице и, кажется, поранил колено.

«Вот не было печали»! — подумал я, пытаясь встать и уцепившись обеими руками за ободранные перила. Однако встать мне не удалось, похоже, что повреждение оказалось серьезнее, чем я полагал вначале.

— Кто здесь? — услышыл я глухой встревоженный голос, но промолчал, сглотнув в горле огромный ком. И от чего я не действовал с большей осторожностью? Одноко сетовать на свое безрассудство, как я понял, было уже поздно. Я даже не успел взяться за оружие. Человек на лестнице выстрелил из пистолета. Я успел только обратиться к Богу, прежде чем острая боль пронзила мне правое плечо, и я потерял сознание. Мне видилась рука моего наставника в кожаной белой перчатке, сжимающая острую шпагу, которую он направлял мне в грудь. Я снова присутствовал на древнем обряде своего посвящения.

V Экипаж остановился у небольшого домика, окна которого выходили на Большую Садовую улицу. Здесь располагалось помещение ложи, о котором догадывался мало кто из прохожих, разве что он был посвящен в таинство Ордена.

Я вышел из кареты в сопровождении Кутузова, он проводил меня в дом, в полумраке которого я разглядел несколько лиц, знакомых мне по светским приемам.

Миновав темный коридор, я очутился в комнате, которую освещала огромная звезда, встроенная под потолком. Здесь на глаза мне был повязан шелковый платок со странными вензелями, представляющими из себя иероглифы, значения которых понять я, увы, не мог.

Меня снова повели, на этот раз под руки. Платок был повязан слишком туго и жестко впиявился мне в глаза. Я с трудом подавлял в себе желание избавиться от него. Кажется, мы миновали целую анфиладу комнат, прежде чем мне позволили открыть глаза и осмотреться. Оказывается, меня подвели прямо к алтарю с человеческим черепом, внутри которого истаивала воском догорающая свеча, рядом лежало старинное Евангелие с изображением распятого Христа. Шипение пламени показалось мне зловещим, но отступать было некуда. Я обернулся, позади меня располагались два длинных стола. И тот и другой были накрыты черным бархатом. За одним столом восседали члены ложи, на другом стоял грубо срубленный деревянный гроб в окружении свечей. За столом председательствовал Кутузов, одетый в помятый кожаный фартук, с молотом в руках и ожерельем на шее.

— Внял ли ты малому свету? — спросил Иван Сегеевич.

Я кивнул, не смея и рта раскрыть.

Кутузов продолжил мучительный для меня допрос:

— Соблюдаешь ли седьмую добродетель царя Соломона?

Я не успел ответить, как крышка гроба приподнялась со зловещим скрежетом, и покойница восстала. В тлеющем теле я узнал мадемуазель Камиллу. Она с укором пожаловалась:

— Господин Кольцов сударыню Смерть не любит! Он и карту Радевича перепрятал, мерзавец этакий! — Камилла размахнулась, бросила в меня кубическим камнем, и я очнулся, не в силах перенести вида ее полупрозрачных рук, сквозь плоть которых просвечивали кости.

— Успокойтесь, Яков Андреевич! — встревоженная Варвара Николаевна трясла меня за плечо. — Вы не в себе!

Я только в это мговение понял, что нахожусь в отведенной мне комнате в имении Радевича, и изо всех сил вцепился в руку жены Демьяна Ермолаевича, оставив на ней след от своих ногтей.

В комнате суетились еще несколько человек, я перевел на них взгляд и узнал управляющего и горничную. За маленьким столиком распоряжался доктор, расположив на нем инструменты из своего саквояжа. На вид ему было лет шестьдесят, но действовал он очень энергично, и у меня не было оснований ему не доверять. Доктор то и дело касался своей редкой седой бородки и приговаривал:

— Так-с… — осматривая свое добро.

— Пулю извлечь надо бы, — изрек он глубокомысленно.

Плечо у меня горело огнем, но мне тем не менее казалось, что я все еще вижу бредовый сон, и боль эта относится не ко мне, а к кому-то совсем другому, постороннему человеку.

— Вам виднее, — ответил Демьян Ермолаевич и приблизился к моей постели. Я вздрогнул и застонал. Управляющий странным образом напоминал мне приведение с лопатой, которое я едва не настиг в заброшенной усадьбе.

Что там говорил мадемуазель Камилла в моем кошмаре? Я, припоминая, наморщил лоб.

— Так больно? — посочувствовала Варвара Николаевна.

— До свадьбы заживет, — ответил я, но боль и в самом деле чувствовал адскую. Колено тоже болело, видимо, и падение мне даром не обошлось.

Я покосился на плечо, край белой рубашки пропитался кровью вместе с побагровевшей корпией.

«Под знамем я стою багровым»! — вспомнились слова из масонского гимна. Так что в случившемся со мною, я не видел ничего удивительного.

Так о чем же говорила Камилла?

Карта! Я ужаснулся и схватился за то место, где должен был располагаться карман сюртука. Меня же наверняка обыскивали!

— Что с вами? — насторожился Демьян Ермолаевич.

— Ничего, — произнес я, переведя дух. Я успокоился, потому как вспомнил, что перепрятал карту, перед тем как отправился осматривать амбары. По всей видимости, именно это и спасло мне жизнь, так как в обратном случае Радевич — а в том, что стрелял в меня именно он, я был совершенно уверен — не поленился бы меня добить. Теперь же он вынужден был меня выслеживать, чтобы забрать то, что, по его мнению, ему принадлежало. Я допускал, что у него могла быть и копия карты, но тем не менее он все равно не мог убрать меня, пока бы не вычислил всех посвященных в это дело. А так как карта отсутствовала, Радевич рисковал нарваться на новые неприятности, например, встретиться лицом к лицу с ее новым владельцем.