Казнь по кругу - [45]

— Я почему-то не услышал цены.

— Ты только что сказал: деньги мои. Вот и сам решай — сколько из них отдашь.

Главное — не проколоться. По последним сведениям порошок проходил на московском черном розничном рынке по десятке. Он — мелкий оптовик, по всем законам его товар должен идти за две трети розничной.

— Пять кусков зелеными, — предложил хозяин.

— Оказывается, и ты любишь шутить, дорогой! — радостно догадался Сырцов. Нет, дорогой не любил шутить. Осведомился серьезно:

— Твоя цена?

— Восемь.

— А если серьезно?

— Отдаю за семь. И кончаем разговор.

— Шесть с полтиной, — откликнулся хозяин и сел наконец за столик. — И сейчас обмоем. Я тоже джин с тоником люблю.

— Ох, и накалываешь ты меня! — фальшиво огорчился Сырцов. — Но с условием: мой сегодняшний ужин — это твой сегодняшний ужин.

Хозяин посмеялся и полюбопытствовал:

— Сотню хочешь отыграть? — и повернул голову к стойке, где уже изнывал официант с полным подносом в руках.

Выпили, а Сырцов еще и поел. Хозяин дождался конца сырцовской трапезы и ненавязчиво спросил:

— Ты где здесь остановился?

— А зачем тебе знать? Все равно в гости не позову.

— Какой грубый!

— Береженого Бог бережет… — начал Сырцов, а хозяин за него закончил:

— А небереженого караул стережет, да?

— В детсадике воспитывался? — поинтересовался Сырцов.

— И в пионерских лагерях, — дополнил хозяин.

* * *

… А вот и комары. Как только он сошел с главного городского пути — широкой набережной, — эти веселые насекомые с июньской свирепостью накинулись на него, да в таком количестве, что Сырцову пришлось бежать весь крутой подъем улицы-тропинки до самой калитки «Водхоза».

Доминошники сидели в штанах и рубашках (от комаров), а так — все по-прежнему. Комаров здесь зудело меньше — двор освещен и хорошо продувался. К тому же доминошники разожгли чадный костерок, дым от которого стлался в направлении игорного стола.

Закрыл ли он окно, уходя? Вспомнил, что вообще его не открывал, успокоился и присоединился к энтузиастам любимой народной игры. Постучав костяшками с часок, пошел спать.

Но, для порядка, задернув занавески на окне, проверил «вальтер» и спрятал его под подушку. Погасив свет, раздвинул занавески и, с прикрытыми глазами привыкнув к темноте, раскрыл их. Неподалеку и чуть внизу светилась непонятным светом необъятная Волга. Сырцов вздохнул и снял портки.

Не спалось. Не спалось оттого, что мучила мысль о собственном бездействии. Ну, ладно, прокатился на теплоходе ради собственной безопасности и надеясь все хорошо обдумать. Обдумал и ничего не придумал, кроме одного: за ним охотилась серьезная, очень даже серьезная организация, головка которой в Москве, а филиалы — по всей стране. Хотя это могло быть и его собственным домыслом — насчет филиалов. Ну что ж, проверка покажет.

Он уговаривал сам себя, не желая признаться, что медлит. А медлил потому, что никак не мог найти относительно безопасный для него проход меж двух огней, милиции и таинственной организации.

Господи, как ему хотелось к Деду! Но и там ждут, Дед уж, наверное, у них на просвете. Но и Дед ждет, теперь уже ясно, что он в курсе. Дед просто так ждать не умел, значит, предпринял кое-что для выхода на встречный курс. Сырцов почувствовал, как у него растянулся в непроизвольной улыбке рот. Улыбался, вспоминая Деда. Улыбался оттого, что насмехался над собой: до чего же приятна мысль о том, кто может за тебя принять главное решение.

Он приказал себе проснуться в три. Ему, всласть отоспавшемуся на теплоходе, двух с половиной часов сна достаточно.

24

Проснулся как положено. В окошке занимался рассвет. Все может быть, но лучше подготовиться к худшему. Сырцов надел на себя необходимое, то, без чего не обойтись в критических ситуациях. Разложил по многочисленным карманам ставшей уже родной кожаной куртки все, что могло в них поместиться, еще раз, с маниакальной тщательностью, осмотрел пистолет, аккуратно пристроил его в сбрую и тихо вышел из номера. Жалко сумку, но руки должны быть свободны. Под его тушей злобно скрипели ступени. Спустился наконец. На столе дежурного администратора жалобно в предутреннем свете горела лампа, но никто не дежурил. Наверняка жизнелюбивая Раиса спала в красном уголке.

Комары отработали свое и улетели спать в свои неведомые спальни. Поэтому можно быть неподвижным. Сырцов устроился на бревне в затемненном молодыми деревцами углу двора и слушал мир. Мир был беззвучен. До восхода солнца далеко, но небо уже стало пронзительно и ярко-белесым. Час волка. Но волк не выл. А может, и не завоет?

Волк завыл без четверти четыре. Сначала на набережной. Нежно, как шепот любимой, прошелестел заграничный автомобильный мотор и утих, почти неслышно крякнув тормозами. Потом сверху донесся варварский стук «газона», который тоже через мгновение прекратил работу. Что ж, пора выметаться из периметра, как говорят начальники вахтеров, ограждения. Сырцов перемахнул через невысокий забор и, перебежав улицу, затаился, опять же предварительно преодолев штакетник частного владения, хозяева которого явно не любили засранный свой двор.

Трое спустились сверху, а двое поднялись снизу. Не разговаривая — все оговорено заранее — четверо, вскрыв калитку, рассыпались по двору «Водхоза», а пятый осторожно поднялся на крыльцо.