Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии - [31]
Если же ваше поведение, с точки зрения следователя, было мотивировано сознательным неприятием власти и желанием нанести ей ущерб, вы становитесь соучастником преступления и получите в результате расстрел, даже если ваши действия и ограничиваются "снабжением одного из членов организации веревками и солью" (как в случае с А. С. Век-ком).
К чему зверские ужасы "красного террора" и "допросы повышенной степени"? Следователю ВЧК достаточно просто вежливо объяснить подследственному разницу между наказанием за "прикосновенность" и за "соучастие", а потом намекнуть, что чекистам теперь решать, кто "сообщник" заговорщиков, а кто лишь "прикосновенен" к ним…
XVI
В 1921 году, в самый разгар мощной трансформации всего политического курса советской власти, в канун объявления НЭПа и признания РСФСР Западом, ВЧК отрабатывала новые методики работы с интеллигенцией. Аграновская "модель" казалась самой перспективной, и он, очевидно с санкции самых "верхов", получил "добро" на ее апробацию.
Уместно вспомнить, что весной — летом 1921 года Агранов в качестве особоуполномоченного особого отдела ВЧК курирует расследование не только "петроградского", но и "себежского" заговоров. "Дела" эти — близнецы-братья, различающиеся только в масштабе.
И в Себеже, и в Петрограде были раскрыты контрреволюционные подпольные организации, руководимые на местах эмиссарами заграничных центров (в Себеже — генерал Ф. И. Балабин, в Петрограде — Ю. П. Герман). Обе организации имели местный актив, боевые группы и разветвленные конспиративно-явочные структуры, в том числе — сеть складов оружия, взрывчатки и антикоммунистической агитационной литературы. И, главное, и в Себеже, и в Петрограде были выявлены большие группы потенциально "прикосновенной" к деятельности этих организаций местной интеллигенции. Именно из-за этого последнего обстоятельства "себежское" и "петроградское" дела были идеальным полигоном для того "эксперимента", который должен был провести Агранов, и потому были выданы ему Москвой на откуп.
С Себежем, правда, вышел сбой. Уже после начала арестов (в списках выявленных членов организации было 99 человек: учителя, специалисты сельского хозяйства, врачи, кадровые военные, служители культа) неопровержимо выяснилось, что собственно сама "организация" является вымыслом местного карьериста Г. К. Павловича, решившего таким образом заручиться поддержкой и благодарностью советской власти. Выяснилось это самым примитивным образом: по указанным адресам не оказалось ни оружия, ни динамита, ни даже листовок. Себежские чекисты и московский уполномоченный Р. А. Пиляр проявили принципиальность, предали это гласности… и 11 человек арестованных пришлось срочно выпустить, а провокатора Павловича вместо "благодарности" — показательно расстрелять. Операция "Вихрь" была слишком важна ("первостепенна по своей важности", как выразился сам Агранов), чтобы не учитывать чистоту экспериментальных условий и вместо реального заговора прикосновенить "подопытную" себежскую интеллигенцию к какой-то провокаторской туфте[145].
Ну что же, первый блин комом. Зато в Петрограде все складывалось для Агранова как нельзя лучше. Даже та обстановка, которую он застал в июне 1921 года в ПетрогубЧК, споспешествовала задуманной операции. Здесь вовсю разгорелись страсти, связанные с обострением традиционного противостояния двух столиц. Только что "москвичи" публично обвинили "питерцев" (и прежде всего конечно, питерских чекистов) в том, что они "прозевали" крондштадтский мятеж. Амбициозный и обидчивый глава "Северной коммуны" Г. Е. Зиновьев в марте 1921 года провел кадровую ревизию ПетрогубЧК, жестко указав на необходимость скорейшей реабилитации. Председателем ПетрогубЧК стал никому не известный, но преданный Зиновьеву душой и телом Б. А. Семенов (говорили, что он начинал свою советскую карьеру то ли лакеем, то ли парикмахером в зиновьевской свите). Семенов всегда был готов выполнить любое задание "шефа" любой ценой. Никакими другими способностями он не обладал.
Интеллектуальные и волевые качества Семенова не просто уступали аграновским, — они были несопоставимы. Одного взгляда на грядущее "поле боя" было для Агранова достаточно, чтобы понять, что правдолюбцев, подобных себежским, здесь опасаться не приходится, и "питерские товарищи" заранее готовы закрыть глаза на возможные странности в поведении "московского гостя" — был бы соответствующий результат.
С другой стороны, Семенов был глуп и необразован, но дисциплинирован. С точки зрения маккивеалиста Агранова, Семенов был идеальным кандидатом на роль "мавра", который, сделав свое дело, ко всеобщему удовольствию, уйдет.
Б. А. Семенов действительно оказался образцовым "мавром". В то, что творилось в июне — октябре 1921 года (время аграновской командировки в Петроград) во вверенном ему учреждении, он не вникал, да и не смог бы вникнуть при всем своем желании. В очерке Н. М. Волковысского "Посылающие на расстрел" Семенов выведен полным тупицей и ничтожеством, не имеющим ни малейшего представления о "таганцевском деле" и поминутно справляющимся по телефону (очевидно — у "самого" Якова Сауловича) о том, какие ответы ему нужно давать представителям Дома литераторов и Дома Искусств
