Казнь на Вестминстерском мосту - [4]

Он оглядел помещение, которое могло многое сказать ему о людях, переселявшихся в этот дом на время парламентской сессии. Комната была просторной и не так сильно загромождена мебелью, как того требовала мода. На диванах и стульях было меньше оборочек, на светильниках — меньше хрустальных висюлек, вышитые или кружевные салфеточки на спинках кресел вообще отсутствовали, из семейных портретов или фотографий был вывешен только один — пожилой женщины во вдовьем чепце, и выполнен он был в строгих оттенках сепии. Этот портрет, пережиток другой эпохи, абсолютно не соответствовал убранству комнаты. Если стиль для этого помещения подбирала леди Гамильтон, тогда на портрете могла быть изображена родственница сэра Локвуда, возможно, его мать.

Картины на стене были спокойными, романтичными, в стиле прерафаэлитов: женщины с загадочными лицами и роскошными волосами, рыцари в доспехах и венки из цветов. На консолях у стен были выставлены старинные украшения.

Миновало десять минут, прежде чем дверь открылась и вошла леди Гамильтон. Выше среднего роста, интересная, она производила впечатление умного человека. В юности леди, вероятно, обладала определенным очарованием, но сейчас, когда ей было сильно за сорок, время убрало с ее кожи свежесть молодости и заменило ее печатью характера, что Питту импонировало гораздо больше. Ее темные волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, а одета она была в темно-синий халат.

Леди Гамильтон прилагала огромнейшие усилия к тому, чтобы оставаться величественной.

— Как я понимаю, вы прибыли для того, чтобы сообщить мне, что мой муж убит, — тихо проговорила она.

— Да, леди Гамильтон, — ответил Томас. — Я искренне сожалею. Прошу прощения за то, что вынужден расстраивать вас подробностями, но мне кажется, что вы предпочли бы услышать все от меня, а не от газетчиков или от посторонних.

Леди Гамильтон заметно побледнела, и инспектор испугался, что она упадет в обморок. Однако ей удалось сохранить самообладание, она лишь быстро втянула в себя воздух и медленно выдохнула.

— Может быть, вам стоит присесть? — предложил Питт.

Он протянул руку, но женщина проигнорировала ее, прошла к дивану и жестом предложила ему сесть. Чтобы скрыть от него, а может, и от себя, как сильно дрожат ее стиснутые в кулаки руки, она сложила их на коленях и велела инспектору:

— Соблаговолите начать.

Томас чувствовал ее боль, но был бессилен облегчить страдания; более того, ему предстояло только усилить их.

— Все указывает на то, что сэр Локвуд шел домой после заседания палаты общин, — продолжил он. — Когда он подошел к Вестминстерскому мосту, на него с ножом или с бритвой напал неизвестный. Тот нанес ему только один удар, в шею, но он оказался смертельным. Если это вас хоть немного утешит, ваш муж ощутил боль лишь на одно короткое мгновение. Смерть была чрезвычайно быстрой.

— Его ограбили? — Леди Гамильтон заговорила исключительно для того, чтобы продемонстрировать хладнокровие, которое ей удавалось сохранять с величайшим трудом.

— Нет, все указывает на то, что нет, — если только у него не было с собой чего-то, о чем мы не знаем. Деньги, часы с цепочкой и запонки — все осталось при нем. Возможно, конечно, что грабитель просто не успел все это забрать, что ему помешали. Однако это маловероятно.

— Почему… — Голос женщины дрогнул. Она судорожно сглотнула. — Почему маловероятно? — Питт колебался. — Почему маловероятно? — повторила она.

Ей придется узнать; если не расскажет он, расскажет кто-то другой, даже если она откажется читать газеты. Завтра об этом будет знать весь Лондон. Томас не знал, как себя вести — смотреть на нее или в сторону, — однако считал, что прятать глаза — это трусость.

— Его привалили к фонарному столбу и привязали кашне. Человек, которому помешали бы, не успел бы это сделать.

Леди Гамильтон безмолвствовала и не сводила с него взгляда.

Инспектор продолжил, так как у него не было выбора:

— Я должен спросить у вас, мэм, не получал ли сэр Локвуд какие-либо угрозы. Что вам известно об этом? Были ли у него противники на депутатском поприще или конкуренты в бизнесе, которые могли бы желать ему зла? Конечно, это мог совершить и сумасшедший, однако и вероятность, что это дело рук человека, знавшего его, тоже исключать нельзя.

— Нет! — Как и ожидал Питт, это «нет» было безотчетным. Кому понравится считать подобное злодеяние чем-то иным, кроме превратности судьбы, несчастливого стечения обстоятельств, приведших человека не в то место не в тот час?

— Он часто возвращался домой пешком после поздних заседаний?

Леди Гамильтон заставила себя собраться. По ее глазам Питт понял, что она внутренним зрением видит выступающий из темноты мост, представляет, как совершается злодейство.

— Да-да, если погода к этому располагала. Идти всего несколько минут. Путь хорошо освещен… и…

— Да, знаю, я сам прошел этой дорогой. Вполне возможно, что очень многие знали, что рано или поздно он пойдет домой пешком, и ждали этого момента.

— Допускаю, что это так, но только безумец мог…

— Ревность, — сказал Питт, — страх, алчность способны сорвать присущие нормальному человеку ограничения и обнажить нечто, что очень близко к безумству.