Казнь королевы Анны - [82]

Но тюремщик, по-видимому, не обратил внимания на это замечание и сорвал крышку с гроба казненной королевы.

Холодный пот прошиб этих ко всему привыкших людей при виде страшного зрелища, которое предстало их глазам.

Какие муки, Господи, могли так исказить это обворожительное, молодое лицо, залитое кровью? Густые кудри Анны Болейн были немилосердно иссечены секирой, глаза были открыты, и в этом пристальном, диком взоре светилось что-то грозное, леденящее кровь; маленькая рука, искривленная судорогой, прижимала к груди коралловые четки с серебряным крестом.

Лорд Перси отступил в невыразимом ужасе.

– Творец земли и неба! – произнес он со стоном. – И это она, Анна, молодая, прелестная, грациозная Анна!.. Эти страшные, мертвые, открытые глазницы – ее прежние дивные голубые глаза? Эти чудесные длинные, светло-русые кудри… Заколотите гроб! – крикнул он повелительно. – Свирепость человека не ведает границ.

– Вы, верно, не откажетесь, если понадобится, подтвердить, что последнее желание казненной было исполнено и четки положены вместе с ней в могилу! – сказал робко могильщик.

– Да, да! – ответил Перси. – Четки моей покойной матери лежат у ее сердца, и рука ее держит животворящий крест. Мир праху твоему, моя милая, бедная Анна!

– Я слышал, что она умерла как истинная праведница! – проговорил тюремщик. – Я не был на казни, но она, говорят, молилась так усердно, как умеют молиться только Божьи ангелы.

– Повтори еще, варвар, что она умерла как истинная праведница, что Всевышний принял ее в Свое святое лоно! – воскликнул с гневом Перси, сжав с силой мускулистую руку этого человека, который говорил с искренним сожалением о том, что не мог присутствовать на казни.

– Не гневайтесь, милорд! – сказал робко тюремщик. – Я повторил вам то, что говорят другие; я сделал все, что мог; я исполнил все то, что вы мне приказали; мне удалось облегчить положение графа Джорджа Рочфорда, чего он, конечно, никогда бы не дождался от нашего начальства.

– Ну хорошо! Довольно! – перебил его Перси. – Ройте скорее могилу!.. Я должен, я желаю отдать ее останкам этот последний долг.

Не прошло и получаса, как земля приняла в свое сырое лоно тела сестры и брата.

Лорд Перси преклонил колени у могилы, поглотившей навеки надежды его жизни, и прошептал молитву за упокой души раба Божьего Джорджа и рабы Божьей Анны.

Королева покоится в глубоком склепе Тауэра между Мором и Рочестером.

Глава XXXVI Отец и мать

Темный вечер сменил достопамятный день казни Анны Болейн.

В большом старинном доме, недалеко от особняка, в котором жила леди Уотстон, сидели у давно погасшего камина двое пожилых бледных и угрюмых людей. Это были надменный, суровый граф Уилширский и графиня Уилширская.

– Огонь угас, как угас и мой род! – сказал старый вельможа глухим и хриплым голосом. – Мое древнее имя некому передать. Мои дети, надежда и гордость моей старости, лежат в сырой земле! Графиня! – продолжал он после короткой паузы. – У вас нет дочери!.. Да, ее у вас нет! Было бы, конечно, лучше для вас и для меня, если бы Господь Бог не дал нам детей!.. Тех, кого мы нянчили, поили и кормили, нет больше!.. Чужие люди закроют нам глаза.

Графиня отвечала на эти слова только неудержимыми, судорожными рыданиями.

– Джордж! Анна! – продолжал с суровой скорбью граф. – Вы уже не откликнетесь на свои имена! Они казнили вас, прелестных, молодых, едва начавших жить!

Каждое слово графа вонзалось острым кинжалом в сердце несчастной матери.

– Милорд, вы беспощадны! – воскликнула она. – У вас нет сострадания; вам как будто приятно растравлять мои раны!

Прощальное письмо молодой королевы лежало перед ней – оно было мокрым от слез.

Глаза старой графини приковались к нему.

– Анна написала правду! – произнесла она с тоской и упреком. – Ваше адское честолюбие погубило всех нас; она была кроткой и прелестной, как ангел, но вы подогревали в ней любовь к роскоши!.. Джордж был честен, правдив, но вы старались склонить его к притворству; ваши советы сделали его надменным и заносчивым!

– Замолчите ли вы? – воскликнул граф Уилширский, побагровев от гнева. – Спрашиваю опять, замолчите ли вы? Каждое ваше слово то же, что острый нож! Неужели я буду до конца дней моих слушать ваши упреки и обвинения? Или мало вам моих страданий? Молчите же, графиня! Ваш голос вызывает у меня припадки бешенства… ваша роль уже сыграна, ваша жизнь прожита точно так же, как и моя!.. У меня и у вас не осталось отныне ничего, а сознание этого убийственно для тех, кто, заботясь о материальных благах, забыл о вечности.

Глава XXXVII Исповедь

Прошел год со дня казни английской королевы.

Скованная стужей земля отогревалась под дыханием весны: луга зеленели, леса оделись в молодую листву и огласились звонким щебетанием птиц.

Все проходит: смерть, война и чума, грозный бич человечества, но разбитое сердце не способно воскреснуть к новой жизни, его не отогреет никакой яркий луч.

Душевная рана графа Нортумберленда не поддалась живительному влиянию весны; он апатично смотрел на солнце, золотившее вершины родных гор, и на чистое небо, такое яркое над лесами Альнвика.

Душа Перси рвалась из земной оболочки туда, куда не проникают измена и разлука.