Казино висельников - [3]

Шрифт
Интервал

Они вышли. Когда они возвращались мимо игорных автоматов, граф опустил ручку одного из них с такой ловкой резкостью, что нечто сломалось внутри, и целый дождь жетонов посыпался к их ногам вместе с пучками рисовой соломы. Свинцовые, с выбитой на них головой филина, они так живо изображали выражение хищной чертовщины, изогнутый клюв курда и два хохолка, напоминающие вялые рога, что секретарь не решился оставить себе те, которые подобрал. Однако граф, которому удалось поймать на лету последний жетон, долго и с определенным удовольствием рассматривал его на ладони, а потом опустил его в ворс кошелька, плетеного из рыжего волоса, более сочного, чем лежавшие в нем золотые.

Хотя ветра не было, ночь ощущалась так же пронзительно, как во время прилива. Наши путешественники прошли к мосту, похожему на предыдущий, но намного короче, через несколько шагов приведшему их к очередному помосту: посреди этого пустыря, освещенного все теми же факелами, что сопровождали их повсюду с тех пор, как они покинули твердую почву, им открылось сооружение, напоминающее громадный поминальный торт, увитое кружевами, со всех сторон увенчанное шпилями, полумесяцами, шарами, и тускло отливавшее, как извлеченные со дна озера вещи, тем мрачным лоском, который дает дереву долгое пребывание в застойной воде.

Граф проник в него не колеблясь. Он очутился в комнате, выглядевшей как полая внутренность лигнитового куба, и секретарь, которому стало не по себе от окружающего блеска, принялся упрашивать его вернуться из осторожности в прежнее казино, но в ответ граф только расхаживал с видом глубочайшего удовлетворения среди стен, чудная черная полировка которых лучше зеркал отражала удлиненный силуэт его плаща в рыжих ромбах и невысокую доломитскую шляпу из фетра. Впервые с начала вечера он ощутил, что оказался в знакомых краях, и хотя ему никогда не приходилось видеть ничего подобного, нельзя сказать, что он был удивлен, обнаружив новый игорный зал.

В стенах того же цвета и так же отполированных, как передняя, повисала, стоило только распахнуть двери, густая мучная туманность, в которой не без труда улавливались передвижения игроков; эти молчаливые личности, неспешно ступавшие с видом подчеркиваемой элегантности, были одеты по моде французского XVIII века, и если сперва эти одежды казались побелевшими от муки, то вскоре становилось заметно, что все, как мужские, так и дамские, туалеты были скроены наподобие театральных костюмов, из вполне посредственного белого сатина. Ромбы из вощеной бумаги, с прорезями для глаз, скрывали все лица, а на многих поверху были надеты еще и очки из стекла и каучука: очки для ныряльщиков, которые предлагала всем новым гостям старая разносчица с высокой прической фрегатом , выкликавшая свой товар странным припевом:

Смотрите, глядите сквозь дымку муки

В подводные эти очки.

Как и в предыдущем казино, так же, как и во всех притонах мира, толпа сгрудилась вокруг длинного стола. Подойдя ближе, граф Нума и его секретарь увидели, что это был приличных размеров аспидный блок с крупно выведенными на нем фигурами старинной игры в тароки; лилейные маркизы и белоснежные помпадурши выкладывали на них золотые, в то время, как вентилятор обдувал с камня непрерывно сыпавшуюся муку. С высоты круглого балкона, устроенного под сводом на производивших достаточно угрюмое впечатление цепях, человек с темными чертами лица и с руками, на которых были наколоты разные неразборчивые из-под отвернутых манжет его мерзкой коричневой рубахи эмблемы, на четырех шнурах медленно опускал до середины стола голубую с золотом фарфоровую тарелку, полную муки; взмах веера у ее краев посылал все в воздух, и выигравший тарок оказывался оставшимся под капризной тарелкой.

Император, папесса, влюбленные, луна и звезды некоторое время сменялись перед глазами графа Нумы, иные фигуры выпадали много раз кряду, как будто по неким таинственным законам, которые он и не стремился объяснять. Все это время им завладевало еще достаточно смутное, но упрямое ощущение: как бы узнать, что все это с безразличием пересыпаемое из рук в руки золото - не что иное, как всего лишь аксессуар, самое большее - символ - и что в этой партии разыгрывается нечто намного существеннее. Не ослабевая, это впечатление, напротив, с каждым мгновением крепло, перерастая в недобрую уверенность; вскоре весь его мозг занял один тысячекратно, как льдинка с тысячами пронзительных краев, повторяемый вопрос: Каков, каков был, каков будет исход всего этого? , - но он не отдал бы своего места даже за постель любовницы кардинала, несмотря на то, что беспокойство его секретаря, все это время пытавшегося оттащить его к дверям, подсказывало только угрожающие ответы.

Только внезапность толчка или нечто новое могли бы вернуть ему самообладание; как раз старая разносчица очков принялась обрывать свой припев необычным повизгиванием, тянущимся на двух нотах и напоминающим тяжелый предмет, с трудом перетаскиваемый по чересчур скупо натертому полу.

Один из окружавших графа одетых в белое расхохотался.

- Только послушайте, - сказал он, - как хорошо она подражает поросячьим трелям рыжей принцессы.


Еще от автора Андре Пьейр Де Мандьярг
Огонь под пеплом

Новеллы французского писателя Андре Пьейра де Мандьярга завораживают причудливым переплетением реальности и фантазии, сна и яви; каждый из семи рассказов сборника представляет собой великолепный образчик поэтической прозы.


Щебенки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тусклое зеркало

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.