Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - [129]

Политические перевороты в Кремле не предвещали ничего хорошего для окруженного врагами мужа Гретхен. Борис Бревнов и Сергей Кириенко, похоже, в чем-то разошлись во взглядах еще в годы, когда они оба работали в Нижнем Новгороде, где Кириенко возглавлял комсомольскую организацию, и враждебность в их отношениях была перенесена в Москву.

Кампания по дискредитации Бориса была в самом разгаре. Его подчиненные в ЕЭС интриговали против него, подобно мстительным придворным, а старая гвардия менеджеров на электростанциях вообще готовила открытый бунт против него. Угроза этого бунта заставляла Бориса оставаться на работе почти каждый вечер и до раннего утра. Его постоянное отсутствие дома начало раздражать Гретхен, она сама стала мало спать и отказывалась говорить по телефону, опасаясь записи их разговоров с мужем. Обстановка в доме Бревновых накалилась – об этом мне говорила жена нашего водителя Юры, которая работала у них ночной няней. Она собиралась бросить эту работу, поскольку, как она выразилась, «ей никто не доплачивает за слишком тесные отношения с проигрывающей в этой кремлевской войне стороной».

Когда мы с Робертой зашли к Борису и Гретхен, было видно, что в последние недели они испытали ряд серьезных разочарований. Борис и Гретхен занимались подготовкой еврооблигаций для ЕЭС стоимостью в один миллиард долларов. Гретхен неофициально проводила переговоры со своими старыми знакомыми банкирами-инвесторами, а Борис отражал нападки со стороны вороватых менеджеров электростанций. Однако намечаемая сделка в последний момент сорвалась, инвесторы внезапно изменили свое решение, узнав, что им заплатят не деньгами, а пиломатериалами или сахарной свеклой. Срыв сделки решил судьбу Бориса. Когда стало известно, что переговоры его жены с западными инвесторами не достигли цели, руководители ЕЭС попытались не пускать его в рабочий кабинет, а Борис, в свою очередь, решил сам забаррикадироваться в своем кабинете. Схожесть возникшей ситуации с борьбой Умара с Татумом была еще свежа в памяти у Гретхен, которая сказала Роберте: «У меня очень дурные предчувствия».

Эти интриги наносили Гретхен вполне ощутимый и заметный для окружающих урон. Как американка, она не могла привыкнуть к роли кремлевской жены. Ее очарование и жизненный оптимизм хотя и были еще велики, но все же немного померкли: она побледнела от постоянного стресса, под глазами появились темные круги, а губы стали более тонкими и бескровными.

Более тревожным фактом для Бориса стало возвращение в верха Анатолия Чубайса. Вся эта политическая резня в Кремле оставила Чубайса без работы, и теперь этот коварный и хитрый прежний заместитель премьера открыто и упорно добивался кресла Бориса. Чубайс многое сделал для того, чтобы в стране появились олигархи и, вполне понятно, сам захотел стать одним из них. К сожалению, Борис был не ровня такому закаленному интригану, как Чубайс. Как известно, на каждую важную персону, работающую во властных структурах, постоянно собирался компромат и надежно хранился до тех пор, пока другая, более сильная, личность не принимала решение о начале его использования. В случае с Борисом стало всплывать его прошлое как банкира. В частности, оказалось, что его банк в середине девяностых годов непреднамеренно принял на вклад крупные суммы денег, полученных сомнительным путем, от подозрительного бизнесмена, только что избранного мэром Нижнего Новгорода. Ельцин не признал результаты выборов и посадил этого бизнесмена в тюрьму. Арест поверг в шок всю Россию. И независимо от того, были эти обвинения справедливыми или нет, сам поступок президента подрывал основы демократического процесса в стране. Против Бориса не выдвигались обвинения, которые могли иметь под собой достаточно веские основания, по российским стандартам он имел репутацию весьма порядочного и честного человека. Однако в быстроменяющемся внутриполитическом климате, когда все раскручивалось по-новому, вскоре могли понадобиться козлы отпущения, поэтому репутация Бориса не была в полной безопасности. Кроме всего прочего, он сотрудничал с американцами – как в силу своего семейного положения, так и по убеждениям. Об этом и еще о многом другом рассказала Гретхен Роберте в тот вечер на кухне.

– Если они захотят с кем-либо разделаться и составят список намеченных жертв, то имя Бориса там непременно окажется, – заметила Гретхен.

Какая-то новая угроза витала в воздухе над Москвой, вызывая чувство ожидания неприятных событий в ближайшем будущем. Рыночная революция в России была слишком несправедливой для народа, чтобы в случае ее провала не породить отрицательную реакцию.

В условиях, когда рынки продолжали стремительно падать, а рубль в конце июня начал балансировать на грани пропасти, все громче стали звучать крики о необходимости срочной международной помощи. Вал этих криков захлестнул офис нашей газеты «Джорнел», затопив все телефонные линии.

– Почему МВФ не вступается? – требовали ответа банкиры.

– Где же, черт возьми, Всемирный банк? – хотели знать биржевые маклеры.

– Почему журналисты от бизнеса не публикуют статьи с осуждением умышленного затягивания проблемы?