Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - [119]

Я заверил Гену, что в этом нет необходимости. Меня озадачила чудовищная гордость Гены, что он живет в том же городе, где бывал Владимир Ильич. Разумеется, Гена не был фанатом коммунизма. Его иллюзии на этот счет были развенчаны давно, вскоре после того, как он вступил в комсомол – Коммунистический союз молодежи. Это было в тот год, когда он, студент первого курса, изучал математику в Ленинградском университете. Тогда он еще верил в такую ерунду, как всеобщее равенство. Однако к моменту окончания университета Гена на практике прошел ускоренный курс обучения по проблеме равенства и убедился в отсутствии справедливости в Советском Союзе. Несмотря на то что он закончил университет как лучший студент курса (эквивалентно традиционной оценке summa cum laude в Йельском университете или в Оксфорде) и с легкостью защитил кандидатскую диссертацию, руководители из центра послали его преподавать прикладную математику в третьеразрядном техникуме захолустной Вологды. Престижные московские институты, куда он мечтал попасть на работу, не имели лимитов для приема евреев.

Гена жил на улице Щетинина, в районе новостроек на восточной окраине города. Улица начиналась в центре как широкая асфальтированная магистраль, затем превращалась в дорогу, покрытую гравием, и заканчивалась изрытой глубокими колеями и покрытой спекшейся грязью грунтовой дорогой в нескольких сотнях ярдов от дома, где жил Гена.

– В городе кончились деньги, – извинялся Гена, пока машина прыгала из одной выбоины в другую, а водитель проклинал всё и вся. Грязная тропа через полянку с высокой травой вела прямо к входу в дом Гены. Из наших разговоров в Варшаве я уже знал, что его дом располагался в одном из самых непрестижных районов Вологды. Гена получил здесь жилье по ходатайству декана математического факультета. Откровенный почитатель Жириновского, декан тратил свободное время на печатание и распространение в общежитиях студентов листовок подстрекательского и демагогического характера. Он получал особое удовольствие от распространения своих сочинений среди сотрудников факультета еврейской национальности. Гена показал мне одно из его творений, где была изображена привлекающая внимание шестиконечная звезда Давида и содержалась резкая критика горбоносых еврейских заговорщиков, замышлявших разрушение славной России-матушки. Там было что-то и о рождаемости в России, откуда следовало, что евреи размножаются с большей скоростью, чем русские.

Дома этой части города страдали от той же загадочной нехватки денег в городском бюджете, которая являлась причиной ужасного состояния дорог. Суммы, отпущенные на строительство, имели тенденцию уменьшаться в ходе выполнения работ, оставляя бетонные корпуса завершенными лишь наполовину. То есть построены были только нижние этажи, а на верхних торчали бетонные колонны с железной арматурой. По ночам, когда из-за полярного круга дули холодные ветры, эти недостроенные дома как-то странно завывали. Но нетерпеливые люди переезжали в нижние этажи недостроенных домов, желая наконец обрести жилье после многих лет ожидания в списках очередников.

Геннадий давно отказался от мысли получить благоустроенную квартиру. Об этом ему прямо сказал декан, когда они с женой впервые приехали в Вологду в конце восьмидесятых годов. И теперь он навеки обречен гнить в доме общежитского типа. Коридоры в его доме, похоже, делались по одному стандарту, с небольшой коррекцией в зависимости от назначения и места здания: неокрашенные бетонные стены и тяжелые стальные двери, тускло освещенные мигающими на низких бетонных потолках лампами дневного света. Правила требовали известить коменданта общежития о моем приезде. Дежурная с чувством собственной значимости, прищурившись, смотрела на меня через плексигласовое окно своей кабинки у входа.

– Документы! – резко бросила она в качестве приветствия.

Я не думал, что ее действительно интересовали мои документы, но в этот момент Гена взял меня под руку и стал упрашивать не поднимать шум:

– Это только для записи в ее журнале. Я не могу принять тебя, если она не запишет номер твоего паспорта.

– Коммунизм закончился год тому назад. Помнишь? Полицейского государства больше не существует. – Я был раздражен и хотел спать, а эта ищейка с пышной прической и пытливым взглядом заставляла меня все еще бодрствовать.

– Мачей, – Гена назвал меня по-польски, – это то, о чем я тебе рассказывал раньше. Ничего не изменилось в Вологде, кроме цен. Пожалуйста, просто дай ей свой паспорт и не напрашивайся на неприятности.

Она жадно схватила паспорт, и я видел, как ее толстые пальцы листали каждую страницу с визами и штампами.

– Канадец, – сказала она с одобрением и повелительно кивнула нам головой, разрешая пройти.

Лена, жена Геннадия, встретила нас у двери. Она была жгучей брюнеткой с чернильно-черной челкой и большими грустными глазами, взгляд которых, казалось, был погружен куда-то внутрь себя.

– Вы что-то запоздали, – сказала она, приветствуя нас. Гена рассказал ей про троллейбус. Что-то в его торопливой и сбивчивой речи подсказало мне, что за порядок в доме Мишурисов отвечала Лена. Они встретились в университете, и Гена обхаживал ее целый семестр, прежде чем она неохотно согласилась выйти за него. Парочка поженилась непосредственно перед защитой Геной диссертации.