Каждый убивал - [7]

– Ульяша за это время может связки сорвать, захлебнуться слезами… раз Ника там никак не придет в себя. Эмчээсников ждать слишком долго… милицию я по дороге вызвоню… – издалека слышится как будто совсем спокойный голос. Хлопает дверца, взвывает двигатель. – Набирай Олега! У него есть ключ. – И, медленно проартикулировав длинный номер внучкиного отца, Лиля отключается.

Как только в памяти удержались все цифры? Но не напутала…

Потом, позже, когда этот ужас станет хоть совсем недавним, но все же прошлым, Анжела вспомнит, что вместо обычного «ал-ло», которое одновременно притягивает и обаивает, Никин любовник в ответ рыкнул короткое, напряженное «да!». И, не дослушав недлинный Анжелин рассказ, ужатый до телеграфного стиля заботой не накаркать беду, суетливо перебил резким: «Сейчас буду!»

Пытаясь настроиться на безвыходное долгое ожидание, Анжела снова наклоняется к замочной скважине. Та же пугающая темень. И новая тишина: Ульяша вроде бы замолчала…

Не успевает Анжела разогнуться, как ее отталкивают. Оборачивается и натыкается на Олега.

Уже приехал? Невдалеке, что ли, был?

Он ловко вскрывает дверь и, не окликая Нику, – бегом внутрь квартиры. Почему-то не в спальню, откуда сипло, еле слышно всхлипывает его дочь, а в гостиную.

– Ника, ты где?!! Ника! – орет Анжела.

Плач становится громче… больше никто не отвечает… «Может и правда Никино сердце засбоило? – хватается Анжела за соломинку. – У меня тоже за грудиной болит. Самой бы тут не грохнуться».

Она начинает поиск с ближайших помещений – заглядывает на кухню, распахивает дверь ванной комнаты… Пусто. Нереализованный пока материнский инстинкт ведет ее на детский плач.

С порога нос улавливает вонь, запах аммиака. «Ой!» – всхлипывает она, хватает чистую салфетку с пеленального стола и к кроватке, где в ворохе развороченных пеленок вздрагивает голенькая Ульяша. Вернув выпавшую соску в ее ротик, трясущейся рукой Анжела обтирает описанное и обкаканное тельце, оттопыривая свой пораненный палец. Потом заворачивает кроху в одеяло и, баюкая на ходу, несется со свертком в столовую. Еще надеясь, что самого страшного не случилось.

Странно… Ники тут нет… Никого нет… Кирпичи какие-то валяются…

А Олег-то где?

Рыская взглядом по комнате, Анжела с опаской переступает порог. В дальнем углу любовничек раком стоит за опрокинутым креслом.

Что-то ищет? Или от меня прячется? Глупо…

Олег дергает головой, оглядывается. Заметив Анжелу, начинает подвывать и, не поднимаясь с колен, на карачках ползет к выходу.

До чего ж нелепо! «А что он делал тут до моего появления?» – мелькает у Анжелы. Но Ульяша начинает вторить стенающему папаше. Соска, укачивание, колыбельное «ля-ля-ля» не помогают. Человек явно хочет есть.

И расследовательская мысль обрубается. Ноги идут на кухню, а голова соображает, как накормить грудничка.

В холодильнике должно быть сцеженное молоко – Ника всегда держит свежее. Для няни. Чтобы та могла дать Ульяше, если мама вдруг где задерживается.

О господи, тут икра черная, миска клубники, шампанское… Ника к встрече готовилась, прямо банкет затевала для единственного гостя…

Три бутылочки стоят на дверце холодильника. Шеренга на страже здоровья ребенка. Дожидаясь, пока молоко согреется, Анжела покачивается с прижатой к груди Ульяшей. Прислушивается.

Тишина. Полная, мертвецкая тишина.

А Олег?

В обмороке он, что ли? От горя? Может, все-таки не полный говнюк…

Капелька молока, выдавленная через соску на нежную кожу запястья, обжигает. Черт, перегрела, теперь надо остужать бутылочку…

Когда накормленная Ульяша уже посапывает с закрытыми глазками, Анжела наконец ловит ухом скрип двери, узнает командирскую Лилину поступь.

Только бы не разбудила ребенка!

На цыпочках идет в прихожую, хмуро кивает головой прибывшей и, высвободив левую руку, прикладывает палец к губам: тише!

Взглянув на внучкино лицо, румяное, спокойно-сытое, Лиля сощуривается – улыбается глазами и морщинками, углубленными тяжелым предчувствием, – и показывает рукой в сторону спальни: мол, отнеси в кроватку. Сама же, снова построжев, идет в столовую.

А Анжела нарочно задерживается возле детской кроватки: нет сил снова переживать пропажу Ники, да еще в усиленном варианте, через увеличительное стекло Лилиного материнского горя. Чем бессмысленно надрывать себя, лучше что-то полезное сделать. Ясно же, что бабушка заберет Ульяшу к себе. Значит, надо собирать пеленки-распашонки… Тяжесть ответственности спала, и Анжела двигается и соображает медленно, словно во сне…

Полисмены, в форме и в цивильном, затопали в прихожей, когда Анжеле уже нечего было делать в детской – ребенок ухожен и спит, сумка уложена.

Появились сыщики довольно быстро. Но скорость – не спорость. Взяв власть в Никиной квартире, они как будто достигли своей цели.

Типичные большевики. Того и гляди, начнут в вазы гадить. Вон один залез в холодильник и лопает клубнику, не таясь… Вор в полицейской шкуре. Анжела уже собралась одернуть мерзавца, как того окликнули: «Серега, дуй сюда!» – и он, затолкав в рот еще пару крупных ягод, смылся из кухни.

Куда приткнуть себя? Серегу поставили у входа в гостиную, чтобы держал оборону… От кого? Олег в прострации, Лиля с собой борется, чтобы в кататонию не погрузиться, ребенок не в счет… От меня, что ли?…