Каждый сам себе дурак - [32]

Тут раскатистая трель запиликала у меня под ухом. И какой-то чек, ползущий сквозь кризис среднего возраста, забубнил рядом по сотику с набитым ртом. И все продолжал неистово набивать себе в главное отверстие куски горячего теста.

Я даже помочь хотел.

В смысле подойти и затолкнуть ему в чавку весь его поднос со всеми вкусностями. Может, тогда он нажрется.

Шамкал он, шамкал в трубку нечленораздельно, но потом догадался, в чем секрет ящика Пандоры. Он недовольно замотал гривой, сначала закинул голову назад, а потом со всего размаху вывалил непрожеванную вкусно-тень обратно к себе на поднос и заорал:

— Сейчас приеду! Приеду сейчас, дура! Не слышишь, я жру! Жру я! — повторил он раздраженно.

Мне чуть опять не сплохело. Я оперся о стойку и затем тихонько-тихонько пополз вдоль стены к выходу. Зря я, наверное, по утрянке закинулся.

— Приходите к нам еще, — сказала улыбаясь девочка в фирменном передничке у выхода.

Я покатился дальше — к новым впечатлениям, площадям, мерцающим красным звездам и мрачному красному замку.

* * *

Со всех сторон наседало: «Юбилей! Юбилей! Поздравляем Большой Город! Ура!» Мне положительно не давали забыть, что, здесь у них этот замечательный праздник. Рекламные щиты так надрывались, что, казалось, вот-вот лопнут от напряга и восторга. Все это, казалось, никогда не остановится.

Особи замирали и пытались различить цифры, означающие дату сего праздника. А спустя мгновение, проверив дату на калькуляторах, одухотворенные дрыгались дальше. «Юбилей! Юбилей!»

Остановился. Клинит меня. Может, сейчас все это само собой захлебнется? Ну, в своей собственной браваде. Ждал, ждал. Бесполезно! Я точно вам говорю.

Человеческое месиво волокло меня еще минут с десять, а потом неожиданно все и решилось. Меня, одухотворенного праздником, швырнуло в самый центр площади, где я посреди всего красного и растерялся.

Эта красная площадь и красный замок — как перерезанное горло у стареющей гордой женщины, бывшей владелицы одной шестой света. А из этого горла хлещет кровь — мы. Кровь большого города.

Нужно проникать в самую суть вещей и идти до конца, не задумываясь. Иначе на молекулы посыплешься неизбежно. «В красный замок, — скомандовал я себе. — Наверное, там меня хоть кто-нибудь ждет».

Внутри красного замка чего-то необычного я не подприсек. А я-то думал! Разве что там малость почище и особи поспокойней.

Чего уж там было предостаточно, так это старинных зданий с громадными желтыми крышками и перекладинами, как реи у древних кораблей. Точно таких же, какие я видел из поезда когда ехал. Теперь-то я понял, что это все же не вокзал, а нечто другое.

Чтобы закосить под интеллигента и интеллектуала, я небрежно приклеился к одной из стаек, передвигающихся повсюду. Зеваки глупо таращились на все подряд с разинутыми ртами и щелкали во все стороны фотиками. С ними, ясно, девчонка-экскурсовод, страшная, как мои отходы. Было заметно, что ее уже все достало до чертиков. Но она все равно устало прогоняла свою шнягу, чтобы тяпнуть кэшок.

Тотальное столкновение с российской историей не прошло для меня даром. Хоть какой-то толк. Минут через сорок я узнал, что старинные здания с огромными желтыми крышками и перекладинами, как у древних кораблей — церкви. Это экскурсоводиха мне злобно втолковала. Церкви, говорит, это места такие особые, где посредством молитв и материальных жертвоприношений можно пообщаться с Творцом и вывалить на него свои горести. Многие повелись на разводняк и загружались туда, сжигали куски воска, которые в местных ларьках продавались, скулили, обращаясь к Богу и выпрашивая у него хэлпа. Потом подкидывали Богу монет в особые коробки с щелями и, освобожденные, выметались на улицу снова куролесить. Спустя неделю, как я заметил позже, они снова, точно побитые собачонки, возвращались, чтобы признаться Создателю в своих очередных выходках.

Я выбрал церквушку, где у входа убогих было поменьше, а публика подостойней, и бросился. Пора затереть с Богом по че-как и всяко-разно. Теперь ему не отмазаться.

— Куда прешь, парень? — насторожилась монашка у входа. Вся в черном, а сама рыжая, с облагороженным до перекоса лицом.

— К Богу, — махнул я рукой в синее небо.

— Вход платный! — срезала она меня.

— Вы, наверное, не поняли, я к Богу, — улыбнулся я, чтобы войти к ней в доверие. Да без толку.

— Для глухоманей повторяю: вход в церковь платный. Это чтобы всякая топота к Богу не подлазила. Либо плати, либо счастливого пути, — вот как мне сказала эта благообразная женщина.

На ступеньках, помнится, еще столкнулся с британцем, это я по настоящему английскому произношению понял. Он тоже поинтересовался у меня, что это за желтые крышки и реи, как у древних кораблей. Для его же блага я мимоходом кинул ему несколько дельных советов:

— Go home! Go to your fucking island!

Это бросил я ему с видом знатока. Дескать, домой пора ехать.

Он остался стоять, размышляя, видимо, над полученной рекомендацией. Довольный своей спонтанной грубостью, я отправился к метро. Перед этим девчонка-гид еще успела нашептать мне, откуда видно все и сразу.

— Смотровая площадка, — говорила она. — Вот то, что тебе нужно. Там и самые непонятливые прозревают.