Каждый раз весной - [12]
Мы выходили на лестничную площадку, он выкуривал сигарету, крепко сжимал мои плечи, сантиментов у нас здесь не полагалось, ты знаешь, напарывалась не раз, — и сбегал по ступенькам.
Той ночью стоны начались еще в коридоре, я их услышал из палаты, вышел, увидел: прямо на каталке, вниз головой лежит огромное неподвижное тело, накрытое одеялом, и две ступни, тоже огромные, и все-таки вроде бы женские, торчат за край каталки и за край одеяла. Никого, разумеется, рядом не было. Я пошел за чистой простыней, вернулся в палату, снова вышел, постоял, послушал, подошел, спросил: «Болит?» В ответ раздалось звериное мычание. «Что болит?» Одновременно со стоном промычалось почти по-человечески: «Все!» Я пошел в ординаторскую. Худая длинная девка с сухими губами завязывала на спине тесемки халата. Тонкий стакан в подстаканнике с крепким чаем — сама заваривала, кипятильником, — стоял на столе, на салфетке лежал бутерброд. С сыром. Я пробормотал скороговоркой все пришедшие на ум извинения, попытался даже улыбнуться по-свойски. С таким же успехом я мог извиняться и улыбаться фонендоскопу, висевшему тут же верхом на спинке стула. «В чем дело?» — «Тут в коридоре больная…» — «Ну?» — «У нее…» — «Что?!» — «Боли». — «Ну?» — «Сильные непрерывные боли, возможно, полиневрит.». — «Вы врач?» — «Нет, но сильные боли во всем теле и, видимо, кожа… Может, вколоть анальгину?» — «Ого, вы не только ставите диагноз, вы еще и назначаете лечение. Забавно». — «Слушайте, ну какое же это лечение — анальгин?» — «Ах, вы даже точно знаете, что такое лечение, а что не лечение? Вы родственник? Из какой палаты? Вот и идите к своей больной, в ординаторскую вообще нельзя посторонним!» — «Как вас зовут?» — «Жанна Максимовна. Что еще?» — «Видите ли, Жанна Максимовна, пятнадцать лет назад в этой самой ординаторской… когда вы еще, наверное, учились в школе… я был уже никаким не посторонним, а очень даже своим человеком». — «Да?» — «Представьте себе, да». — «Что же вы здесь делали? Так все-таки врач?» — «Работал. Не врач. Неважно. Неужели вы считаете всерьез, что для того, чтобы прописать анальгин, надо десять семестров слушать лекции и сдавать экзамены?..»
Я вышел, прошел как можно быстрее мимо стонущей кучи, вернулся в палату, проверил, ты была сухая, частое дыхание прерывалось долгими мертвыми паузами. Я вначале радовался, мне казалось, что эти паузы означают возврат к норме, спокойствие, жизнь. Пока мне не разъяснили, что это, наоборот, — знаки приближающегося конца, пустоты, провала. «Чейн-Стоксово дыхание»- отдельная глава в патологоэстетике двадцатого века. Долгое время это было синонимом смерти Сталина, так и книги смешные стали называть про те времена. Но вот вспомнили, что и Лев Толстой… Да и многие, многие другие, ясное дело, не для Сталина же этот симптом специально так красиво назвали. А все-таки странно думать, что и Лев Толстой, и Сталин были одинаково внутри устроены и даже умерли от одной и той же болезни. И ты — тоже.
4
Странно думать, что самое странное в мире — это и есть самое страшное. О чем страшнее всего думать? О том, о чем думать вообще бессмысленно, о том, что в принципе не может вместиться в наше сознание.
Вот скажи, меня очень мучает этот вопрос, там, где ты теперь, существуют ли какие-то границы и контуры? Стены, пол, потолок, входы и выходы, начала, продолжения и концы? Или только аморфное, само в себе растворенное пространство? Абсолютно не у кого спросить. Не полагаться же всерьез на фантазии Данте, такого мы и сами насочиняем с три короба, и даже терцинами, если надо. Даниил Андреев? Допустим. Но этого — я все равно у него не понял. Ограничено ли тамошнее пространство или так же безгранично, бесконечно, как здешнее?
Здешнее-то ведь бесконечно, ты знаешь об этом? А если знаешь, то понимаешь ли, как это страшно? Этот страх Бесконечности сопровождает меня всю жизнь, он страшнее страха смерти, клянусь, страшнее. — Не спеши, послушай, ведь если Мир бесконечен — а он не «если», он бесконечен, — то значит, в нем существует все, понимаешь, все! И люди с собачьими головами, и собаки с людскими, и ведьмы, и черти, и змеи-горынычи, и кентавры, и вампиры, и… глупо перечислять. Все, на что способно воображение, все, что было выдумано людьми за всю историю человечества, — это ничтожная часть того, что уже есть в бесконечном мире. Вот же, по Даниилу Андрееву, существуют вполне реальные «даймоны», — воплощенные герои литературных произведений. Значит, и остальные существуют тоже. Все, что помыслилось, — существует, но и еще — любое другое, потому что при бесконечном числе вариантов вероятность существования чего бы то ни было в сочетании с чем бы то ни было — равна единице. То есть — стопроцентная вероятность. В этом всемире (я, конечно, имею в виду Вселенную), в этом мире не только возможно — в нем все уже заведомо есть. А тогда… ну да, ты, конечно, догадываешься, к чему я клоню. Я опять — к тому же. У меня ведь, в сущности, одна мысль. Ну да, выходит так, что всякое творчество имеет лишь сугубо локальный, мгновенный смысл. Потому что бесконечное число вариантов предполагает и бесконечное число повторов. Да, — говорят нам, «Анну Каренину» можно было бы теоретически написать простым перебором букв алфавита, но число вариантов при таком переборе вышло бы… и пугают нас (или, напротив, успокаивают) безумным числом. Но что такое безумие любого числа перед безумием Бесконечности, для которой любые гигантские числа — ничтожны как, атомы… Успокойтесь, ребята, вам придется признать… что «Анна Каренина» была написана задолго до Льва Толстого, одновременно с ним, после него, вместо него, другим Толстым, Алексеем, Николаем, Анатолием, Иваном, вообще не Толстым, а Давидом Пушкиным, Сашей Гоголем, Мустафой Гомером, Эрих Мария Пикулем — раз Природе, Вселенной, Бесконечному миру доступно перебирать все варианты. И все, что я сейчас говорю, уже где-то, вне всяких сомнений, сказано, и то, что я, даст Бог, напишу — написано и прочитано, и забыто, и вспомнено, и одобрено, и осуждено, и отброшено, и осмеяно, и уничтожено, и снова забыто. И за эту книгу уже дали премию имени Иеронима Босха, Трофима Лысенко и Джимми Картера, за нее уже посадили в тюрьму, расстреляли, повесили, уже не обратили никакого внимания, отказались издавать, купили и выбросили, и перевели на семьсот языков, и навеки прокляли имя автора. Понимаешь? Бесконечное число вариантов означает, что все они где-нибудь есть, а тогда наша жизнь и всякая деятельность, уж и так подозреваемая нами в бесцельности, оказывается на сто процентов смешной и бессмысленной.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Я старался не врать ни в одном факте, ни в факте жизни, ни в факте творчества, ну а трактовка… да что ж трактовка? Филология — такая странная вещь, что любое высказанное в ней положение может быть заменено на противоположное с той же мерой надежности и достоверности. Как для кого, а для меня лично она убедительна лишь в той степени, в какой сама является литературой.Я ничего не абсолютизирую и заранее приветствую всех оппонентов и не глядя принимаю любые доводы. Но хотел бы отвести лишь одно обвинение, уже прозвучавшее в зарубежной критике: обвинение в ненависти к Маяковскому.Я думаю, каждый, кто прочел книгу внимательно, убедился, что именно этого нет и в помине; что жесткость и даже порой жестокость автора к своему герою вовсе не означает ненависти к нему.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».