Каждый Наследник желает знать… - [65]

– И поэтому ты стал тем, кто ты есть? – брови гвентянки изломились в сочувствии.

– Благодаря тому парню, что вытащил меня, – пожал плечами атлан. – «Не для того я тебя вез четыре дня чуть не на себе, чтобы сейчас ты сдох от голода под забором», – сказал он и пристроил меня к делу. К которому у меня оказалось способностей гораздо больше, чем к охране кронпринца. К тому же я считал, что корона мне кое-что задолжала, и по мере скромных сил долг старался вернуть.

– А спасшего тебя парня звали Олеандр? – осенило царевну.

– Именно так, ваше догадливое высочество, – торжественно склонил черноволосую голову контрабандист. – А запомнить расположение треклятой башни я успел за время следствия: показывать на карте наш маршрут и место свидания с демоном пришлось столько раз, что оно мне во сне стало видеться: не стычка, а именно карта и указка, указка и карта…

А через час они оказались над местом назначения.

Вернее, над тем, что Вяз считал местом назначения.

Получить более точные сведения на этот предмет мешало отсутствие самого места как такового, ибо вся долина, пару километров в длину и с полтора километра в ширину, была надежно погружена в густой молочный туман, наполнивший ее до самых верхушек окружавших скал, как щедрый повар наполняет кашей глубокую миску. Лукоморцы и Олаф невольно передернули плечами, вспомнив, как по подсказке, недавние туманы Багинота.

– Ну и где твоя башня? – тоже припомнив багинотские приключения, несколько брюзгливее, чем хотел бы, задал вопрос Масдай.

– Г-где-то… здесь?.. – неуверенно кивнул Демон в середину долины. – Или чуть ближе к южному ее концу?

– Для долин в сердце Красных гор туманы в это время года характерны? – предугадывая ответ, всё же дотошно уточнил Иванушка.

– Нет, – решительно покачал головой атлан. – Не уверен, что вообще когда-нибудь слышал о тумане, который заливал бы всю долину, но пропадал точно на выходе из нее.

Друзья опустили головы с края Масдая и присмотрелись: как подметил контрабандист, клубы тумана, заполнявшие все ограниченное горами пространство, останавливались у выезда из долины, точно натыкаясь на невидимую стену.

– А ты уверен, что это не во всех долинах так, где ваши башни стоят? – вопросительно обернулась на Вяза царевна.

Тот задумался и пожал плечами.

– Думаю, что нет… хотя наверняка не знаю. Но, насколько я помню карту защитной линии, некоторые башни располагаются на горных вершинах. А утопить их в тумане…

– Сложновато, – договорил за него Агафон, сохранявший до сих пор молчание в обществе прижатого к груди посоха.

– А затуманивать одни башни и оставлять на видном месте другие – что может быть бессмысленнее? – логично рассудил Ахмет. – Могучий Кипарис, воздвигнувший сии выдающиеся сооружения на благо своей родины десятки лет назад, вряд ли стал бы делать то, что не имело резона!

Его товарищи вздохнули. Имелся ли в этом маскировочном ухищрении какой-то смысл или нет, предпринял ли его Кипарис или кто-то другой, давно или недавно, для блага родины или из извращенного чувства юмора, было непонятно все равно. Но искать в тумане наощупь башню придется им и сейчас.

– Держитесь крепче на всякий случай, – ворчливо прошелестел Масдай. – Сейчас я снижаюсь и медленно-медленно прочесываю эту вашу трижды проклятую долину. И кто не удержится – я не виноват.

И, вздохнув всеми кистями, их транспортное средство медленно и осторожно погрузилось в туманное молоко.

Белесая пелена, влажная, холодная и удушливая, как внутренности внезапно остуженной бани, моментально обняла их и принялась искать более тесного контакта, забираясь своими мокрыми щупальцами под одежду. Даже те немногие звуки, что раздавались вокруг путешественников вверху – крик хищных птиц, редкие камнепады, свист ветра – пропали теперь, точно выключенные неумолимой и всемогущей рукой. Яркий солнечный свет, словно проходя через толстое матовое стекло, становился здесь мутным и чахлым своим подобием. Ощущение чего-то, затаившегося в непроницаемой стене белесой мглы и выжидающего удобного для атаки момента, усиливалось с каждой минутой.

– Терпеть не могу туманы… – глухо прорычал отряг, стискивая до боли в пальцах рукоять любимого топора.

– Словно подушкой мокрой голову накрыли! – пожаловался Эссельте Кириан, вытянул из багажа лютню и ударил по струнам:

Сиреневый туман, а может быть, лиловый,

А может, фиолет зовется этот цвет.

Здесь метеопрогноз воистину хреновый,

Ах, если б с нами был премудрый Адалет!

Но с нами Агафон, големов победитель,

И с нами Олаф здесь, бесстрашен и рогат.

У Сеньки есть кольцо, во тьме путеводитель,

Есть у Ивана меч, что рубит все подряд.

И есть еще пиит, вооруженный лютней,

На сказочном ковре бессмысленный балласт.

Так почему б ему, вдыхая поминутно

Туманное амбре, не спеть прощальный вальс?

Анчара не найдя, заданье проваливши,

Чем оправдаем мы позорный свой провал?

Одна дорога нам, на Белом Свете лишним,

Ведет она в туман, в объятия шептал…

Но спутники попытки их развлечь не оценили, и под всеобщее шиканье оскорбленный бард засунул инструмент обратно в мешок, переполз на угол ковра и с разобиженным видом повернулся к миру задом.