Каждый Наследник желает знать… - [18]

– Да, конечно… – вздохнула и зарделась принцесса. – Но он не смог полететь. Он был ранен в битве накануне.

– Ваш жених – прославленный воин? Герцог? Граф? Эрл? Принц?

Разочарование на физиономии Рододендрона было заметно не вооруженным топором взглядом.

– Мой жених – придворный лекарь, – объявила принцесса и выразительно посмотрела на Фикуса.

Если сей факт не растопит сердце упрямого эскулапа, его не растопит ничто.

Наследник Тиса изумленно моргнул, запрокинул голову и вдруг расхохотался, вспугивая присевших на медный бук воробьев. Глаза гвентянки сердито вспыхнули, буравя нахала, брови ее друзей сошлись недовольно, и только Сенька с непониманием и удивлением заметила, как по лицу врача пробежала странная сумрачная тень, губы прошептали беззвучно два коротких слова: «всё», и то ли «лошадь», то ли «дождь», то ли иное, похожее на оба этих вместе взятые… И шестым чувством царевна вдруг поняла, что если раньше знахарь был готов рассказать про Вишню, то теперь они могли резать его или рубить на куски топорами Олафа – и не добиться ни слова, ни намека.

К Арене экскурсанты прибыли в самом конце тура.

Кавалькада лихо промчалась по роскошной набережной, незаметно перешедшей в портовую зону, свернула почти у самых пристаней вглубь застроенного невзрачными зданиями квартала, заставляя оборачиваться и шарахаться матросов, грузчиков и прочую прибрежную публику, и остановилась в клубах пыли и щебенки у приземистого каменного сооружения, видом своим напоминающего шапито. У его полуоткрытых дверей толпились люди, нетерпеливо и раздраженно гомоня на всех наречиях Белого Света.

Входа в Арену пока – ни за плату, ни, тем более, без нее – не было.

– Хорошо, что мы вовремя успели, – довольно выдохнул Иван, соскочил на землю и торопливо схватился за кошелек, отыскивая серебро. – Сколько стоит билет?

Рододендрон посмотрел на него с высоты своего иноходца как на глуповатого ребенка и снисходительно хмыкнул, не спеша перекидывая ногу через круп коня и вальяжно соскальзывая на землю:

– Даже если бы мы приехали на час позже, мы бы не опоздали, ваше высочество. А для вас вход бесплатный. И самые лучшие места, разумеется, тоже.

– Хозяин сего заведения был предупрежден о нашем приезде? – моментально всё понял Ахмет.

– Естественно, ваше величество, – белозубо улыбнулся принц. – Как сказал Бруно Багинотский, сильные мира сего не опаздывают – это все остальные приходят слишком рано.

И он галантно распахнул дверцу экипажа, выпуская Агафона, помогая спуститься Эссельте и Серафиме, ускоряя красноречивым взглядом выход Фикуса и как бы невзначай захлопывая ее перед самым носом Кириана.

– Если бы я был уверен, что он слышал мою эпиграмму, я бы посчитал это комплиментом, – процедил сквозь зубы бард, потирая ушибленные коленки.

– Если бы я еще и слышал, что ты тогда вякнул в мой адрес, то участвовать тебе сейчас в схватке с големом, – так же любезно из уголка рта сообщил в ответ сын Тиса.

– Моя госпожа Эссельте, дивная фея красоты и доброты, этого бы не пережила, – ханжески закатил глаза менестрель, и с чувством глубокого удовлетворения пронаблюдал, как краска ярости – или смущения? – бросилась в лицо его новоявленному высочеству.

С трудом удержавшись, чтобы не добить его контрольным «бе-бе-бе», бард обогнул застывшего у кареты принца и присоединился к друзьям, разглядывавшим нарисованных на гладких серых стенах уродливых существ. Безголовая груда каменных мышц на коротеньких кривеньких ножках грозила сутулой железной фигуре со связкой кистеней вместо рук; нечто самоварообразное замахивалось палицей на стального тушканчика с улыбкой саблезубого козлонога…

«Эх, везде нашего брата дурят…» – вздохнул Кириан, с отвращением взирая на неумело, но старательно намалеванную картину. – «Они настоящего голема-то хоть раз видели?.. Деревня… Каменные джунгли… Отказные дети гор…»

Бард считал, что он имел полное право на скепсис и презрение, потому что сам-то он настоящего голема видел. Один раз. Когда был проездом в Шантони в свите Конначты. Голем был сделан из обожженной глины, фигурой и энергичностью походил на столетнего прадеда своего хозяина – Лесли из Лиственки – и умел только рубить деревья и таскать их вместо лошади на лесопилку. Ночью он стоял в сарае, равнодушно пялясь слабо светящимися серым глазками на стену, а утром снова шел за хозяином в лес, ждал, пока тот пометит деревья, которые нужно сегодня свалить, и принимался за дело.

Представить себе драку двух прадедов Лесли без неконтролируемых приступов ржания миннезингер не мог, поэтому торопливо отвернулся, подался вперед и невзначай задел локтем Агафона.

– А, ты уже тут? – глянул на него чародей.

– Я еще тут, – туманно намекая на угрозу Рододендрона, трагическим тоном провещал менестрель, но за отсутствием ей свидетелей ни сочувствия, ни понимания не нашел.

– Ну раз мы в сборе, пошли, что ли, – пока менестрель размышлял, стоит ли просветить остальных насчет истории его с принцем противостояния, а заодно исполнить на бис новый шедевр, Олаф мотнул головой в сторону полуприкрытых дверей, из которых торчала коротко стриженная чернявая голова – видимо, билетера, и шагнул вперед.