— Негусто с добычей, ага, — Натаха выглянула в окно. — А что мы ищем-то?
— Да сам не знаю, — я пожал плечами. — Бумаги, дневники, мемуары, книги, древности.
— Ненужные бумаги все на растопку поди забрали, — хмыкнула Натаха. — Разве что тайник какой найдем. В каминах бывают тайники.
Камин в спальне имелся. Решетку с него унесли и даже изразцы повыколупывали. Натаха присела рядом, пошевелила по очереди все подряд камни.
— Думаешь, эти стервятники не проверяли? — хохотнул Гиена. — Тут явно нечего ловить, идемте дальше.
Следующим за спальней был кабинет. Вот тут кое-что осталось. Письменный стол явно пытались вытащить, но в дверной проем он никак не проходил, так что его рядом с дверью и бросили. На дрова не порубили, и то хлеб. Хотя, возможно, оставили как заначку на особенно холодную зиму.
В углу грудой лежали книги. Их явно смахнули с книжных полок, сами полки поснимали и унесли, а до книг руки не дошли.
— Ну вот, это уже наш размерчик, — сказал я и взял один из томов. На антиквариат это все никак не тянуло. Никаких инкунабул с замками и золотым тиснением. Самый простой переплет. — Воронцов Е.И. «Феномен цирковых лошадей». Это что еще? Философия какая-то?
— Никогда не слышал, — Гиена помотал головой, внимательно изучая стену рядом с окном.
— Философия, ага, — сказал Стас, присев рядом с книгами. — Я читал года два назад. Он доказывает, что народ — штука темная и к самоуправлению не способная. Что его нужно направлять и поучать. Правильно дрессированный народ способен на кое-какие псевдоразумные действия, но если найти и устранить дрессировщика, то двигаться по инерции он будет недолго. Как те самые цирковые лошади.
— Запрещенный, поди писатель? — спросил я, вытаскивая из кучи еще одну книгу.
— Я читал, что его приговорили вовсе не за идеи, — Стас полистал какую-то книгу и отбросил. Взял другую. — А за то, что в свободное от написания книжек время он занимался подделкой документов. И в Сибирь он не сам сбежал, а его сослали. Хоть он и пытался подать эту историю иначе. Мол, приехал проверять свои идеи на практике и все такое.
— Так наш Сыч — это Воронцов этот самый? — спросила Натаха.
— Вряд ли, — сказал Стас, поднимаясь. — Он умер лет семьдесят назад. Похоже, в этой куче хлам один.
— Я бы все равно забрал, — сказал я. — Пусть Синильга потом разбирается.
— Хозяин — барин, — пожал плечами Стас.
— Гиена, ты чего там к стене прилип? — спросил я.
— Да тут штука странная... — он отступил и почесал бороду. — Не то переговорное устройство, не то что...
— Ух ты, пневмопочта! — Натаха всплеснула руками, как маленькая девчонка при виде фарфоровой куклы в шелковом платье. — Только рычаг отломан... Я только на картинках видела раньше!
— Да, точно, — Стас тоже подошел ближе. — Я даже знаю, кто ее монтировал. Клеймо «Инженерной Артели Ползуновых» ни с кем не перепутаешь. Теперь мне даже интересно, чья это была заброшенная усадьба... И почему я раньше ничего про этот дом не слышал...
— А почему нет? — сказала Натаха. — Тут было большое поместье, удобно вообще-то. Можно на кухню из особняка передавать, что господа желают на завтрак откушать...
Стас отстранил Гиену и рассмотрел устройство внимательнее. По мне так было похоже на трубу в стене с прямоугольной дыркой. Сверху видно выломанные петли. Стас сунул руку в паз и принялся шарить глубоко внутри, рука ушла внутрь почти до плеча.
— Фу, крыса какая-нибудь укусит... — дернула плечами Натаха.
— Смотри вот сюда, — Стас ткнул пальцем в латунно-эбонитовую панельку сбоку. — Красный цвет. Значит капсула еще здесь. Если бы она проскочила колено, то цвет был бы зеленый.
— Так поломано же все... — сказала Натаха, но подошла ближе. В глазах засветилось любопытство.
— Ползуновы строили так, что фиг поломаешь, — хохотнул Стас. — Ага, есть... Сейчас вытащу...
— Ползуновы? — спросил я. — Это он паровую машину построил лет двести с чем-то назад?
— Паровую машину? — Стас нахмурился, все еще пытаясь вытащить что-то застрявшее в трубе. — Ну, и машину тоже... «Инженерная артель Ползунова» много чего построили и изобрели. Правда, после баниции деятельность в Сибири свернули и сбежали в Империю. Где их, ясное дело, с распростертыми объятиями приняли. Родственники мои за это Ползуновых не очень уважают. Дядя Кеша до сих пор строит планы, как бы с ними поквитаться.
— Я слышал только про того Ползунова, который работал в Барнауле на сереброплавильном заводе, придумал паровую машину, а потом умер от туберкулеза, — сказал я. И тут же дал себе мысленный подзатыльник. Это там, у меня в мире была такой Иван Ползунов, гений, не доживший до запуска своего изобретения. А здесь история могла быть совсем другой...
— Странно, — Стас посмотрел на меня и наморщил лоб. — Может это какой-то другой Ползунов? Про первого из династии Ползуновых, конечно, всякие легенды ходят, но он прожил до ста с лишним лет, и наплодил полтора десятка детей от трех жен. И с Демидовыми схлестнулся за владение рудниками и заводами. Целая война была в восемнадцатом веке, с промышленными шпионажем, саботажем и обличительными публикациями в газетах. О, получилось!
Стас вытащил из трубы продолговатый цилиндр толщиной как раз в руку. Сверху и снизу — латунные крышки, само тело — из зеленого бутылочного стекла. Через которое просвечивал свернутый в тонкий рулончик лист бумаги.