— Я вот размышляю о том, что ежели ему палец сломать, он эту же историю нам повторит или как-то иначе запоет? — Гиена задумчиво почесал бороду. — Фу, пойло еще это приторное... А пива у нас там в кузове нет что ли обычного?
— Ладно, хрен с ним пока, с Панфилом Демидовым, мутная это все какая-то история, — я заглянул в свою бутылку. Темно-красная жидкость плескалась уже на донышке. — Лучше вот что скажи, Стас... А Егорьево чем у нас знаменито? Есть там что интересное?
— Егорьево? — Стас от неожиданности аж вздрогнул.
— Ну да, деревня эта вот по соседству, — я махнул рукой куда-то в сторону запада. — Ты их всех нас тут самый бывалый абориген, вдруг знаешь что любопытное...
— Там коров разводят и в Томск молоко и мясо возят, вроде, — неуверенно проговорил Стас. — Ярмарка у них бывает по весне, в Навий день.
— Опасное место или скучное? — спросил я.
— Сложно сказать, — Стас пожал плечами. — Я сам там не был. Кто-то рассказывал, что тамошняя Семибратка и Жулень — это ужас, какие притоны, и живым оттуда никто не выбирается. А кто-то...
— Ярмарка в Навий день? — встрял Гиена. — Так ведь никто не делает!
— За что купил, за то и продаю, — огрызнулся Стас. — Можешь сам спросить, если приедем.
— Кто-то может и приедет, а кто-то и нет... — негромко проговорил Гиена, достал нож и стал демонстративно чистить ногти. Стас опять сжался. Руки у него все еще были связаны за спиной.
— Значит так, драгоценные мои, — я одним глотком осушил оставшийся сидр. — У нас есть сейчас два варианта. Или мы решаем, что Стас — это злыдень и упырь и заслуживает всяческих кар. Или признаем его сглупившим малолетним дураком. В первом случае проще всего, не мудрствуя, перерезать ему глотку и прикопать в ближайшем леске, — глаза Гиены хищно вспыхнули, он покрепче сжал рукоять ножа. — Ша, Гиена, остынь. Все бы тебе глотки резать... Во втором же случае мы сейчас просто его развязываем, забываем дурацкое Белобородово до поры до времени как страшный сон, жмем друг другу руки, пьем еще по бутылочке... В общем, как все поняли, я за второй вариант.
— А ежели мы спать ляжем, и он нас... того? — Гиена чиркнул обратной стороной ножа по своей бороде.
— Гиена, ну подумай ты единственной оставшейся у тебя извилиной, а? — я взвесил в руке пустую бутылку, примериваясь запустить ее в ближайшие кусты, но передумал. Нефиг мусорить тут. — Если бы он непременно хотел нас уморить, то стал бы он эту канитель с экспедицией затевать и сидр ящиками закупать? Он мог бы эти деньги любым ушкуйникам с Уржатки выдать, и они нас, как миленьких бы ухайдокали.
— Так мож он зло после затаил... Гиена зыркнул на Стаса, всем своим видом показывая подозрительность, но уже без прежнего задора. — Да ладно, ладно, Боня, согласен. Не сделали мы ему покамест ничего плохого.
— Короче, Стас, — я поднялся и потянулся за ножом. В глазах Стаса снова мелькнул страх. — Не знаю, что ты там от нас скрываешь. Твое право, у каждого свои секреты. Разбираться, кто кому чего и сколько должен, вы будете с Бюрократом.
Я обошел сидящего на траве Стаса, наклонился и перерезал веревку, стягивавшую его запястья.
— Мир? — я убрал нож обратно в ножны и протянул Стасу руку.
Тот сомневался, наверное, целую минуту. Смотрел на меня снизу вверх, и лицо его было прямо-таки рингом боя между недоверием и надеждой. Терпеть, блин, не могу такие вот ситуации, когда что-то идет не так, все истерят, потом начинают выяснять, кто мудак. И этот вот вбитый клин чем дальше, тем сложнее вытащить. Собственно, я поэтому и забил на логичные доводы своего голоса разума. Либо выход из ситуации — прирезать Стаса, либо...
— Мир, — сказал Стас и принял рукопожатие. Я помог ему подняться.
— Ну так что, заглянем в Егорьево? — спросил я. — Правда не знаю, зачем. Просто мы в дороге, до Томска — рукой подать... Знакомства что ли какие заведем на безрыбье...
Сначала я увидел коров, конечно. Они паслись на склоне пологого холма. Лоснящиеся такие, все примерно одинаковой масти — черно-белыми пятнами. Кто-то когда-то в прошлой жизни мне читал пьяную лекцию о том, чем мясные породы коров отличаются от молочных, но я, разумеется, ничего не запомнил. Логика мне подсказывает, что мясные коровы — это большие и толстые, а у молочных — больше сиськи. В смысле, вымя. Вот только определить, как какой именно разновидности относились пасущиеся на склоне буренки, моей логики все равно не хватило.
— Говорят, что егорьевские старосты принимают в свою деревню любого, кто приведет черно-белую корову, — сказал Стас, который снова сидел в кабине рядом со мной. Марьяна я отправил в кузов, к Гиене и Натахе. Пусть познакомятся поближе.
— Так это все ворованные коровы? — хохотнул я. — А я-то думал, что они породу вывели специальную, гадал, мясная она или молочная...
— Ну, это может еще и неправда, — Стас криво усмехнулся. — Рассказывают, скорее как анекдот. Мол, пришли как-то ватажники к жителям Егорьева и попросились на постой. Ну а те их пустили и попросили как-нибудь при случае коровок им пригнать. А то случился там мор на коров как-то... — Стас явно повеселел, расслабился и болтал едва ли не больше, чем раньше. — А ватажникам так понравилась стряпня егорьевских кумушек, что они пошушукались среди себя и принялись водить коров. А потом это постепенно стало традицией. А коровы одинаковые, чтобы сбивать с толку тех, кто искать начнет.
