Каждый час ранит, последний убивает - [6]

Две ночи назад ей приснился ужасный кошмар, в котором Азхар разрезал ее на куски, чтобы скормить своим сыновьям. Тама сердится на себя за то, что так плохо думает об отце, но ничего не может с этим поделать.

Она устала, так устала. Но уснуть не получается. Ночью в голову лезут тысячи мыслей, налетают со всех сторон, как туча ос, и ей не удается отмахнуться от них, прогнать прочь.

Она думает, что раз она оказалась здесь, значит она сделала что-то плохое, допустила ужасный промах. Что была недостаточно хорошей, или недостаточно красивой, или недостаточно сильной. А может быть, все вместе. Что Азхар не гордился ею. Она повторяет себе, что, так или иначе, она заслужила это наказание.

Тетя Афак часто ей повторяла, что в жизни каждый имеет только то, что заслуживает.

Тама поднимается, приоткрывает дверь и, задержав дыхание, прислушивается. Ни света, ни звука. Тогда она тихо закрывает дверь, садится на кровать и зажигает свою маленькую лампу. Потом вынимает из коробки Батуль и сажает ее на край матраса. Батуль – это имя, которое она дала своей кукле. Потому что в школе так звали ее лучшую подругу.

– Тебя тоже выбросили на помойку, – шепчет она. – Но я тебя спасла…

Батуль смотрит на нее полным мудрости взглядом. Тама пытается расчесать ей волосы, чтобы та стала посимпатичнее. Несмотря на то что волос у нее осталось не так уж и много.

– Знаешь, однажды отец приедет за мной. Когда я буду достаточно наказана. Но не волнуйся, я тебя здесь не брошу. Ты поедешь со мной! Увидишь, моя страна – красивая. Там солнца больше, чем здесь…

Она берет куклу на руки и гасит свет.

Кошмары не так страшны, если разделить их на двоих.

* * *

– Подойди, – приказывает Сефана.

Я кладу тряпку, которой протираю пыль, и приближаюсь к ней. Она силой усаживает меня и берет ножницы. Я все поняла, поэтому закрываю глаза и сжимаю кулаки. Коса у меня спускается до талии. Сефана отрезает ее под корень.

Мне хочется плакать, но я сдерживаюсь.

– Вот, так-то лучше! – удовлетворенно восклицает Сефана. – Можешь идти дальше работать. И подмети тут!

Я беру швабру из постирочной и собираю с пола собственные волосы. Адина наблюдает за мной и презрительно улыбается. Мы практически одного возраста, но она выше меня. Вероятно, потому, что ест столько, сколько хочет.

Утром я слышала, как эта язвочка сказала матери, что я симпатичнее, чем она. Что у меня более красивые волосы, что они более блестящие и длинные, чем у нее. Она даже поплакала и потопала ножкой.

Впервые в жизни я испытала новое странное чувство. Сильнее ярости. Желание изуродовать Адину ножницами. Порезать ей щеки, а может, и глаза выколоть…

Позже я узнаю, что это чувство называется ненавистью.

5

Темнота медленно уступала место еще несмелому свету. Все более яркому. Сегодня небо тоже будет безоблачным. А воздух холодным.

Габриэль открыл глаза. Первый взгляд – на незнакомку. Она все еще дышала, ночь не забрала ее с собой.

Он поднялся с кресла, потянулся, вышел из комнаты. В столовой при виде обожаемого хозяина завилял хвостом Софокол. Габриэль погладил его несколько раз и выпустил на улицу. Пошевелил угли в камине и сделал чаю.

Выпил две чашки, наблюдая, как над Севеннами всходит солнце. Ему никогда не надоест этот особенный момент. Этот пейзаж, чья красота очаровывала его каждый день. Здесь можно было позабыть об уродстве мира, о трусости людей. Или их жестокости. Забыть о гнусности, об убогости, о том, чего уже не вернуть.

Здесь Габриэль мог забыть о том, кем он являлся. На мгновение, на несколько секунд, но и на это он когда-то не надеялся. Совсем не надеялся…

Софокл медленно поднялся по ступенькам и улегся рядом с Габриэлем. Его хозяин посмотрел на него и улыбнулся. В глазах этого пса было столько любви. Столько мудрости. Столько понимания и прощения.

Софоклу только что исполнилось одиннадцать лет. Ему повезло – он застал Лану.

Габриэль не хотел думать о дне, когда Софокла не станет. О дне, когда это ничем не обоснованное восхищение и эта безграничная любовь уйдут в небытие.

Но ведь смерть была частью жизни. Особенно жизни Габриэля. Смерть была его тенью, его двойником. Она ходила за ним по пятам, сопровождала каждое его движение.

Смерть была его роком.

Его проклятьем.

6

– А я скоро пойду в школу?

Тама наконец осмеливается задать этот вопрос, который вот уже несколько недель постоянно крутится у нее в голове. Сефана ошарашенно смотрит на нее, как будто ей только что сообщили, что пришельцы захватили Париж. Потом снова сосредотачивается на своем маникюре, не считая даже нужным отвечать.

– Так скоро? – повторяет Тама.

– Ты слишком тупая! – вздыхает Сефана. – Ты им в школе не нужна. Иди лучше работай.

Тама возвращается в кухню. Вечером Шарандоны ждут гостей. Важных гостей. Так что нужно готовить на десятерых.

До их прихода Сефана закроет Таму в постирочной, чтобы девочку никто не увидел. Она сама будет подавать блюда на стол и гордо расхаживать между гостями, бахвалясь, что приготовила все сама. Ей наговорят комплиментов, скажут, какая она великолепная хозяйка.

Тама берет средство для мытья посуды и поднимает крышку кокотницы. Она поливает фрикасе ягненка чистящим средством, тщательно перемешивает и сразу же возвращает крышку на место. Затем она готовит закуску – великолепный салат, в который добавляет секретный ингредиент.