Каждому - свое - [10]

- Отец Арнольд, вы меня слышите?

Он с трудом разлепляет спекшиеся вместе веки, от которых тянутся друг к другу тонкие ниточки разжиженной плоти, и смотрит на меня сварившимися белками глаз.

- Желать вам здоровья и справляться о нем с моей стороны както невежливо, - говорю я, - Мне жаль, Майстер, что так получилось.

- Дьявольское отродье... - хрипит он - ... ты подставила меня.

- Вы так жаждали услышать имена, что не хотелось вас разочаровывать.

- Они оказались невинны... Hикто из них не был укушен тобой... тварь... Ты погубила их и меня...

- О, отец Арнольд, мои извинения! Я живу уже более ста лет, так что память может изредка подводить вашу покорную слугу!

- Ты подставила меня!

- Вы сами себя подставили. Hе разобравшись, вы, без суда и следствия, отправили на костер сто пятьдесят невиновных! Ради чего? Выслужиться перед инквизицией? Перед Богом? Вырасти в собственных глазах? Я была вашим последним экзаменом, отец Арнольд! Вы его не выдержали, горите теперь здесь во веки веков!

- Когда-нибудь и ты... сгоришь... Тогда... настанет... мое время... смеяться...

- Слуги Сатаны не кипят в геенне огненной. Они отправляют туда подобных тебе чудовищ! А кому служил герр Майстер, если даже Господь Бог отвернулся от него?

- Каждому - свое, Хелен... Ты свое получишь тоже...

- Прощайте, отец Арнольд! Да! Если вас утешит эта новость, то знайте: те, невинные, отправились на небеса, благодаря вашей ошибке! Прощайте!

Я ухожу. Проклятия Майстера доносится издалека, но разобрать, что он там хрипит уже невозможно. Прижав к себе девочку, я тороплюсь вслед за демоном. Чувствую, что ребенок начинает шевелиться и хныкать, постепенно оживая, значит, моя просьба выполнена. Личико Хельги прикрывает край одеяла, в которое она завернута, убираю одеяло и замечаю, что у девочки открыты глазки. Долгое пребывание между смертью и не-смертью успело отразиться на Хельге. У ее глаз отсутствуют белки и радужка. Ее глаза абсолютны черны и бездонны, словно пропасть. Даже я, повидавшая всякие мерзости и ужасы потустороннего мира, содрогаюсь от этого взгляда. Вгултркул что-то говорит, но до меня с трудом доходят его слова.

- Вампир, тебя хотят видеть. Кто-то оттуда.

- Меня?!

- Да. Ты, видать, важная особа, раз сам Сатана исполняет твои просьбы, и ангелы спускаются в ад, ради тебя.

Ангелы? Сроду с ними не водила дружбы, эти чистоплюи брезгуют с нами общаться, а мы брезгуем общаться с ними. Мгла перед глазами вдруг рассеивается, высвечивая неприглядные адские подробности. Демон отходит в сторону, и я вижу перед собой... Ульриха! Сердце мое замирает от радости, что он решил прийти ко мне после стольких лет, а еще от мысли, что все время ошибалась, думая о его страданиях здесь.

- Здравствуй, Хелен. - Он держится от меня на растоянии, весь такой сияющий, в белоснежных одеждах, с презрительной улыбочкой.

- Здравствуй, Ульрих! Вот уж не ожидала тебя увидеть в подобном месте.

- Всего лишь хотел встретиться с тобой. Все также служишь нечистой силе?

- Как видишь. Я рада, что мои предположения не оправдались насчет тебя!

- Искренняя вера помогла мне оправдать совершенные грехи, тем более таковых было немного.

- Приятно слышать.

- Хочется, чтобы и ты когда-нибудь сказала мне об этом.

- Вряд ли, Ульрих, а потому - никогда нам не быть вместе.

- Я виноват в том, что не успел спасти твою заблудшую душу.

- О, да! Твои методы спасения были очаровательны!

- Сказано, Хелен: "спасутся через страдание", а кто, кроме любимого человека мог помочь тебе?

- Значит, ты издевался надо мной, потому что любил и хотел вернуть на путь истинный?

- Конечно.

- Знаешь, может я и нечисть презренная, не заслуживающая уважения, но такая любовь пугает меня больше адских мучений, а если, там, на небесах, у вас все такие, то не нужно мне и небес! Зря ты явился, Ульрих, отправляйся-ка обратно, к своим собратьям, нечего делать столь светлой личности среди мерзких и кровожадных обитателей преисподней. Прошу извинить!

И я убегаю. Прочь от Ульриха. Прочь от его спасительной любви. Прочь от мерзкого зловония. Прочь от невыносимого света. Прочь от невыносимой тьмы. Прочь от себя. Я убегаю, хоть мне некуда бежать.

X. Будущее время.

Старое кладбище в Кельне. Склеп под двумя раскидистыми древними дубами, чьи ветви подпирают низкое сумеречное, предрассветное небо. Скрюченные осенние листья нервно танцуют на земле, влекомые по прихоти ветра навстречу собственной судьбе. Безлюдно. Hикто пока не тревожит тех, кто обрел покой, тех, кто забылся вечным сном, тех, кого уже не коснется предутренняя тоска. Hо это - пока. Скоро сюда придут двое. Женщина и молодой человек. Женщина будет нести тяжелую сумку из телячьей кожи, юноша идти рядом, громко возмущаться и даже плакать. Женщина скажет:

- Так надо, Эрих, - а юноша ответит:

- Я не понимаю, Хелен.

Та, которую назвали Хелен, откроет сумку, достанет оттуда гладко выструганный осиновый кол, молоток, маленький топорик, три средней величины головки чеснока и обратится к своему спутнику с просьбой:

- Эрих, ты знаешь, что надо делать. Пробьешь мне сердце колом, отрежешь голову, а рот набьешь чесноком, но сначала мы пойдем домой в мой склеп, в мой гроб. Все понял?