Каждому свое - [29]

— Если бы вы пришли и спокойно с нами поговорили… — сказал Уотерхауз.

— Ох, ну хватит рассказывать сказки, — проговорила девушка и отвернулась.

Мужчины наблюдали за тем, как ее фигура исчезает вдали. Никто из них не рискнул бы повторить тот прыжок: высота грязи во рву составляла по меньшей мере девять футов. После того как девушка убрала дощечку, действительно придется пройти несколько миль в обход. Это был тщательно продуманный побег. Мистер Уотерхауз назвал блондинку восхитительной, остальные сочли ее вполне заурядной девушкой. Мистер Сэндбах, который только недавно перестал вопить свое «Эй!», поинтересовался, как теперь будут ловить этих женщин, но мистер Уотерхауз сказал ему: «Ох, Сэнди, брось» — и отошел в сторону.

Мистер Сэндбах отказался продолжать игру с Титженсом. Он сказал, что такие, как Титженс, погубят Англию. Сказал, что с удовольствием выписал бы ордер на арест Титженса за то, что он препятствует правосудию. Титженс заметил, что Сэндбах — не полицейский и потому не имеет права его арестовывать. Сэндбах, прихрамывая, пошел дальше и вступил в яростную перебранку с двумя господами из города, вернувшимися на поле. Теперь он заявлял, что такие, как они, погубят Англию. Они блеяли в ответ что-то невнятное, как овцы.

Титженс медленно пошел по полю, отыскал свой мяч, осторожно сделал еще один удар и обнаружил, что мяч отклонился от нужной траектории не так сильно, как он рассчитывал, — разница составила несколько футов. Он повторил удар, отметил ту же закономерность и записал свои наблюдения, а потом с чувством удовлетворения неспешно пошел к гольф-клубу.

Это ощущение возникло у него впервые за четыре месяца. Сердце билось спокойно; жар палящего солнца казался приятным теплом. На склонах высоких, древних холмов он замечал тончайшие из травинок, а среди них — крошечные красные ароматные цветы. Их постоянно щипали овцы — вот почему они не вырастали высокими.

Умиротворенно прогуливаясь вокруг песчаных холмов, Титженс, подошел к небольшой гавани. Немного понаблюдав за тем, как плещутся прибрежные илистые волны, прибивая к берегу всякий мусор, он, по большей части с помощью жестов, вступил в долгий разговор с финном, перегнувшимся за борт просмоленного судна с поломанной мачтой и приличной дырой на том месте, где полагалось бы висеть якорю. Судно прибыло из Архангельска и везло несколько тонн древесины. Оно было кое-как сбито из хвойных деревьев — на это ушло порядка девяноста фунтов материала. Позади него поблескивала медь на новой рыбацкой лодке, совсем недавно построенной для порта города Лоустофт. Уточнив цену лодки у человека, усердно ее красившего, Титженс пришел к выводу, что на эти деньги можно было бы построить три корабля из архангельской древесины и что такой корабль за час плавания заработал бы за перевозку тонны груза вдвое больше…

Когда мысли Титженса не были заняты житейскими бедами, он собирал и накапливал в памяти проверенные, узкоспециальные сведения. Когда сведений набиралось достаточно, он их классифицировал — не с умыслом, а просто потому, что обладание знанием радовало его, дарило уверенность в своих силах и приятное осознание того, что ему известно что-то такое, о чем другие и не подозревают… День выдался долгий, спокойный и располагающий к размышлениям.

В раздевалке посреди шкафчиков, старых плащей, керамических тазов и кувшинов для умывания, стоявших на выскобленных столах, он столкнулся с генералом. Генерал оперся ладонью на один из столов.

— Ах ты негодяй! — воскликнул он.

— Где Макмастер? — спросил Титженс.

Генерал сказал, что отправил Макмастера вместе с Сэндбахом в двухместном экипаже. Макмастеру нужно переодеться перед ужином в Маунтби. Он снова повторил:

— Негодяй!

— Это потому, что я сбил с ног полицейского? — уточнил Титженс. — Он был вполне доволен собой.

— Сбил полицейского… Я этого не видел, — проворчал генерал.

— Он не желал ловить девушек. У него все на лице было написано. Всей душой не желал.

— Ничего не хочу об этом знать, — отрезал генерал. — Я уже наслышан обо всем от Пола Сэндбаха. Дайте ему фунт — и забудем об этом. Я ведь мировой судья и смогу уладить это дело.

— А в чем моя вина? — спросил Титженс. — Я просто помог девушкам спастись от преследования. Вы не хотели их ловить, Уотерхауз — тоже, полицейский — тем более. Никто не хотел, кроме той свиньи. Так в чем же дело?

— Проклятие! — проговорил генерал. — Молодой человек, вы что, забыли, что вы женаты?

Уважая годы и заслуги генерала, Титженс все силы положил на то, чтобы сдержать смех.

— Что вы, — проговорил он, — я отлично это помню. И едва ли я когда-либо публично позорил Сильвию.

Генерал покачал головой.

— Об этом мне ничего не известно, — сказал он. — Проклятие, я не на шутку взволнован. Я… Проклятие, я ведь давний друг вашего отца. — В свете запыленных песком окон из матового стекла он действительно выглядел обеспокоенным и печальным. — Эта девчонка, она… ваша приятельница? Вы с ней заранее обо всем договорились?

— Не будет ли лучше, если вы, сэр, откроете мне, что у вас на уме?

Генерал чуть зарделся.

— Не хотелось бы, — честно сказал он. — Вы — славный малый… Мой милый мальчик, я просто хочу вам намекнуть, что…