Каждому свое • Американская тетушка - [27]

Но все это представлялось Лауране весьма смутно, в лихорадочных, бессвязных видениях.

Так прошел весь октябрь.

В начале ноября, сразу за днем поминовения усопших, шел праздник победы, и, таким образом, у Лаураны оказалось четыре свободных дня. Тут он впервые открыл, что не только все беды обрушиваются на людей из-за нежелания сидеть дома, но и что именно дома лучше всего работать и с упоением перечитывать уже знакомые книги.

Утром второго ноября он отправился вместе с матерью на кладбище. Убедившись, что на могилах близких лежат заказанные ею цветы, стоят свечи, мать, как и в прошлые годы, пожелала обойти все кладбище и прочесть заупокойную молитву у могил родственников и друзей. Остановились они и возле фамильного склепа Розелло — синьора Луиза в изящном траурном платье, преклонив колени на бархатной подушечке, молилась, то и дело возводя очи к мраморной плите, на которой было высечено имя ее мужа, своей трагической смертью повергшего в безутешную скорбь родных и близких...

В центре плиты красовался портрет Рошо на прозрачной эмали. Бедняга Рошо выглядел на фотографии лет на двадцать моложе и смотрел куда-то вдаль задумчиво-печально. Синьора Луиза встала и любезно объяснила, что она выбрала именно этот портрет мужа в молодости, ибо примерно тогда они и познакомились. Она поведала о генеалогии и степени родства всех покойников, навсегда замурованных в этом склепе. Но она, живая, к несчастью, еще живая, завидует им, мертвецам, потому что жизнь ей не мила. Она тяжко вздохнула, смахнула невидимую слезу. Синьора Лаурана прочла свою молитву. Прощаясь, молодая вдова, как показалось Лауране, сжала ему руку с тайным и робким намеком и поглядела на него с мольбой во взоре. Он сразу представил себе, что кузен и любовник все ей рассказал и что она молила его о молчании. Лаурана был этим весьма смущен, ведь это подтверждало ее соучастие в преступлении.

Но его незачем было просить о молчании. Решение проводить дома все вечера, собственно, и объяснялось желанием позабыть самому и дать забыть другим, позволить Розелло обрести прежнюю уверенность и свободу действий. Впрочем, это последнее относилось и к ней, синьоре Луизе. Ведь только страх заставлял ее изображать скорбь по умершему, часами простаивать на коленях у могилы мужа, ожидая, пока чье-либо появление не позволит ей подняться. А как Лаурана заметил, группа юнцов с нетерпением дожидалась этого момента. И только потому, что, когда вдова Рошо поднималась с колен, черное, узкое платье, отнюдь не скрывавшее ее прекрасных, словно у одалисок Делакруа, форм, задиралось и на миг обнажалась соблазнительная упругая ляжка в туго натянутом чулке.

«Ну и люди», — подумал он с ревнивым презрением. В любой части света, если только край юбки приподнимается на несколько сантиметров выше колена, в радиусе тридцати метров наверняка можно обнаружить хоть одного сицилийца, исподтишка любующегося этим пикантным зрелищем.

Лаурана даже не замечал, что сам он жадно впился глазами в белевшую сквозь черный чулок ногу, и обнаружил присутствие юнцов именно потому, что и он принадлежал к той же породе.

Идя рядом с сыном и крепко опираясь на его руку, мать шепнула ему, что, пожалуй, синьора Рошо недолго останется вдовой.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что такова жизнь. И потом она молода и красива.

— А ведь ты вот больше не вышла замуж!

— Я была не очень молодой, а уж красивой меня никогда нельзя было назвать, — со вздохом сказала старуха.

Лауране стало не по себе, даже как-то противно.

«Странно, — подумал он. — Почему это на кладбище, среди мертвых, чувствуешь себя иной раз живым до неприличия. Может, это день виноват». А день и в самом деле был удивительно хорош. Теплый воздух был пропитан гнилостным и все же приятным запахом земли и корней, струился аромат розмарина, мяты, гвоздики и роз, украшавших соседние могилы богатых синьоров.

— За кого она, по-твоему, должна выйти замуж? — с раздражением спросил он.

— Конечно за своего кузена, адвоката Розелло, — ответила старуха, остановившись и посмотрев на сына в упор.

— Почему именно за него?

— Да потому, что они росли вместе, в одном доме и хорошо знают друг друга. И потом, их брак позволит объединить владения.

— Тебе это кажется вполне убедительным? Я нахожу это безнравственным, именно потому, что они росли вместе, в одном доме.

— Знаешь поговорку «всего опаснее два «к» — кумовья и кузены»? Самые хитрые амуры обычно завязываются между дальними родственниками.

— А разве между ними была любовная связь?

— Кто его знает? Давно, еще подростками, они, говорят, были влюблены друг в друга. Но это было, понятно, юношеское увлечение. Синьору канонику, рассказывают, это не понравилось, и он принял свои меры. Сейчас я уже толком не помню, но слух такой был...

— А зачем он принял меры? Раз они были влюблены, зачем было мешать их браку?

— Ты сам минуту назад сказал, что это кажется тебе безнравственным, так же думал и наш каноник.

— Я так сказал, потому что ты не говорила о любви, а оправдывала возможный брак тем, что они росли вместе, и всякими материальными соображениями. А если их связывала любовь, тогда это меняет дело.