Казенный дом - [20]

Глава X

28 марта 2003 года.

Частный пансионат «Охотничий домик».

Четыре часа утра.

Закончив рвать на части злополучного Бродского и оставив изуродованный труп прямо в пыточном подвале, Терентий Богданович прошел к себе в спальню, со смаком выкурил «косяк» анаши и расслабленно возлег на диван – отдохнуть от трудов неправедных. Рядовые члены бригады тоже пристроились покемарить кто где. В том числе – часовые, покинувшие свои посты. В общем, бдительность мокрушников упала до нулевой отметки.

Одурманенный наркотиком, Кныш больше не нервничал в ожидании посланных в Н-ск киллеров. Тупо таращась в лепной потолок, он дурацки лыбился, пускал слюни и мелко, ржаво хихикал. Так продолжалось довольно долго. Лишь ближе к рассвету действие анаши стало постепенно ослабевать. Однако Терентий Богданович не успел полностью вернуться к обычному, злобно-сварливому состоянию духа и, соответственно, накрутить хвосты разленившимся боевикам. Едва он поднялся с дивана, как за воротами пансионата послышался условный сигнал машины Поплавского и Галкина. Кныш с любопытством прильнул к оконному стеклу. По двору проковыляли заспанные Дадашев с Денисовым, отперли ворота, впустили «Ниву» во двор, почему-то попятились, потянулись за оружием и... попадали на землю, сраженные меткими бесшумными выстрелами из салона автомобиля. Кныш остолбенел. Между тем машина резко рванулась вперед и с ходу врезалась в дубовую входную дверь, одновременно придавив бампером вылезшего на крыльцо Владислава Кунцевича. Страшный, утробный вой последнего наконец-то вывел коротышку из оцепенения.

– Сева, Артем! Тре-во-о-ога!!! – заполошно взвизгнул он. – На нас совершено вероломное нападение! Отражайте! – скороговоркой проинструктировал Кныш примчавшихся на зов боевиков (доселе мирно дрыхнувших в соседней комнате) и, вытолкнув их вперед, навстречу неведомой опасности, мышью шмыгнул в известный читателю подвал. Переждать «угрозу»...

* * *

Частный пансионат «Охотничий домик» принадлежал лично господину Самолюбову и предназначался исключительно для бригады Кныша, постоянно здесь проживавшей. Он представлял собой бревенчатое одноэтажное строение, расположенное на обширном земельном участке, окруженном высоким забором с колючей проволокой поверху. В прежние времена во дворе рос яблоневый сад, но мокрушники давно порубили деревья на дрова для шашлыков. В результате к зданию трудно было подобраться незамеченным.

Поэтому Кузнецов решил идти напролом. Благо трусливый Поплавский предоставил все необходимое для подобной акции, включая машину и условные сигналы...

Успешно проникнув во двор, спецназовец ликвидировал двух отворивших ворота боевиков, протаранил входную дверь дома, придавив заодно третьего мокрушника со всклокоченной белобрысой башкой. Одиночным выстрелом в прыщавый лоб избавил его от дальнейших страданий и рысью проскользнул внутрь здания. Михаил очутился в просторном холле, тускло освещенном декоративным светильником под потолком. На стенах висели потрепанные звериные шкуры. В ближайшем углу, на специальной подставке, скалилась пыльными клыками изъеденная молью кабанья голова. Пол застилал толстый шерстяной ковер, порядком истоптанный грязной обувью. Обитавшие тут убийцы явно не отличались чистоплотностью. В холл, не считая протараненной, вели три полуоткрытые двери. Неожиданно за одной из них раздался тихий подозрительный шорох. Майор рефлекторно выстрелил на звук. Послышались громкий стон, пара заплетающихся шагов, и из-за двери выпал, лицом вперед, молодой широкоплечий парень с автоматом в руках. Судя по выходному отверстию на спине, пуля попала в селезенку. Парень надсадно хрипел и мелко сучил ногами.

– Ладно, урод, не мучайся! – шепнул Кузнецов, производя завершающий выстрел в голову, перешагнул через труп, зашел в полутемную комнату, периферийным зрением зафиксировал нацеленный автоматный ствол и бросился ничком на пол, мысленно проклиная свою беспечность (по правилам, надо было сначала гранату туда метнуть!). Очереди, однако, не последовало. Очевидно, у мокрушника патрон заклинило. Мгновенно воспользовавшись этой счастливой случайностью, майор кувыркнулся прямо под ноги противнику. «Кнышовец» (Всеволод Шнырев собственной персоной) с руганью перелетел через него, выронил автомат, но сопротивления не прекратил, а, стремительно вскочив, бросился на поднявшегося чуть раньше Михаила в отчаянной попытке обезоружить.

– Ты не трус, – констатировал спецназовец, блокируя коленом нацеленный в пах ботинок Шнырева и забрасывая за спину автомат покойного Галкина. – Поэтому я разделаюсь с тобой голыми руками, – добавил он, увернувшись от сокрушительного удара кулаком в висок и одновременно, со срывом дистанции, всадив локоть в диафрагму убийцы. С задушенным хрипом тот отшатнулся назад, выхватил из потайного крепления между лопаток финский нож и с силой метнул в Кузнецова. Михаил резко отпрянул в сторону. Увесистое стальное лезвие до половины вонзилось в деревянную стену.

– Экий ты коварный, – укоризненно покачал головой майор. – Ножичками бросаешься?! Ну, получи по полной! – тут он нанес два молниеносных, едва заметных глазу удара в корпус противника, слившихся практически в единое целое. Шнырев рухнул как подкошенный, извиваясь от жуткой, раздирающей внутренности боли. Лицо мокрушника побагровело от мигом прилившей крови, на губах выступила пена, глаза вылезли из орбит, тело сотрясали бешеные судороги.