Тут становится очевидным, насколько поэтика Киплинга в те годы выливалась из поэтики не только В. Скотта, но ещё в большей степени из поэтики тоже любимого Киплингом Френсиса Брет-Гарта, его старшего американского современника, находившегося тогда в вершине своей славы. Об этом можно вполне судить хоть по такому отрывку из стихотворения Брет Гарта «Старый лагерный костёр»:
Всю ночь, пока наш крепкий сон хранили звёзды те,
Мы и не слушали, что там творится в темноте:
Зубами лязгает койот, вздыхает гризли там,
Или медведь, как человек шагает по кустам,
Звучит нестройно волчий хор и дальний свист бобра, —
А мы — в магическом кругу у нашего костра. 11
Естественно, что поэтика тут во многом базируется на уже рассмотренных свойствах английской народной баллады. (Из которой впоследствии родился американский жанр «кантри», начало которого мы находим у того же Брет Гарта. С этими обоими жанрами неразрывно связаны: острота сюжета, откуда и некая «пунктирность» изложения, и неожиданность фабульных поворотов, и мелодичность, чудесно как-то сплетённая с противоположным ей разговорным строем стиха, требующим почти не ограниченного употребления просторечий. С той же жанровой природой стиха связаны и строфичность и нередкие рефрены, (тоже вытекающие из музыкального принципа баллады)
Вот опять для сравнения отрывок из стих. Ф.Брет-Гарта «Гнездо ястреба (Сьерра)»
…И молча смотрели мы в эту бездну
С узкой дороги, пока
Не прервал молчанья, обычный и трезвый,
Голос проводника:
«Эт’ вот тут Вокер Петерса продырявил,
(Вруном его тот обозвал!)
Выпалил, да и коня направил
Прям’, аж на перевал!
………………………………………
Брат Петерса первым скакал за дичью,
За ним я, и Кларк, и Джо,
Но он не хотел быть нашей добычей,
И во’ шо произошло:
Он выстрелил на скаку, не целясь,
Не помню уж, как началось,
Хто говорил — от пыжа загорелось,
А хто — што само зажглось…
Тут, в этой балладе, предшественнице позднейших «кантри», особенно хорошо видно то, что стало вскоре характерной чертой киплинговского стиха: и обрывочность сюжета, и стремительность, как сюжетная так и музыкальная, и густое употребление просторечий, диалектных и жаргонных словечек, и… многое, в общем, показывает, что эти два предшественника — Вальтер Скотт в начале и Френсис Брет-Гарт ближе к концу 19 столетия — оказали на Киплинга решающее влияние 12
Но кроме обычных баллад, о которых тут уже не раз говорилось, у Киплинга есть и тот совершенно новый жанр, что можно было бы назвать «Баллада — роман»: это прежде всего — «Мэри Глостер».
На пространстве примерно в 200 строк рассказывается сюжет вполне характерный для так наз. «семейных» или «буржуазных» романов («Домби и сын» Ч. Диккенса, «Господа Голавлёвы» М. Салтыкова-Щедрина, «Семья Тибо» Р. Мартен дю Гара, «Дело Артамоновых» М. Горького, и наконец «Сага о Форсайтах» Дж. Голсуорси или «Будденброки» Т. Манна).
Всюду мы видим в начале сильного и энергичного основателя рода и «дела», а затем — его потомков, слабых, сводящих так или иначе к нулю все начинания своего предшественника… Достаточно сравнить старого Джолиона у Голсуорси с некоторыми людьми из младших поколений. А в «Будденброках» Томаса Манна есть особенно яркий символический эпизод: младший, да и по сути дела никчёмный, последний нежизнеспособный потомок этой сильной и активной семьи, маленький Жанно, случайно открыв родословную книгу, подводит черту красным карандашом под своим именем…
По сути дела ведь такая же история рассказана и у Киплинга в «Мери Глостер», этом монологе-романе в форме баллады. Вот умирающий баронет, сэр Антони Глостер, истинный «self made man», выросший буквально из ничего:
Не видывал смерти. Дикки? Учись, как кончаем мы:
И ты в свою очередь встанешь
на пороге смертной тьмы.
Кроме судов и завода и зданий и десятин
Я создал себе мильоны. Но я проклят, раз ты мой сын!
Хозяин в двадцать два года,
женатый в двадцать шесть,
Десять тысяч людей к услугам.
А судов на морях не счесть…
……………………………………………………………………..
Это он о себе. А вот о сыне:
«Харроу и Тринити колледж! А надо бы — в Океан!
Я хотел тебе дать воспитанье.
Но горек был мой обман!
Лгун и лентяй и хилый, как будто себе на обед
Собирал ты корки хлеба…
Мне мой сын не помощник, нет!
Пер. А.Оношкович-Яцыны
И вот ещё особенность киплинговского стиха, в этой балладе особенно видная:
…Они возились с железом. Я знал: только сталь годна.
Первое растяженье. И стоило это труда,
Когда появились наши девятиузловые суда…
Тут становится видна главная заслуга Киплинга перед английским языком — необычайное расширение словаря, о котором я частично уже говорил, в связи с влиянием на поэта стихов Френсиса Брет-Гарта.
В стихах Киплинга на равных правах звучат и литературная речь, и песенные интонации, и высокий, библейский, стиль, и лондонский «кокни», а там, где это надо — профессиональные жаргоны моряков или мастеровых, и мастерски воспроизводимый солдатский сленг, особенно густой в некоторых из «Казарменных баллад»:
Капитан наш куртку справил, первоклассное сукно!
(Пушкари, послушайте рассказ!)
Нам обмыть обновку надо — будет самое оно,
Мы ж не любим ждать — давай сейчас!
(«Куртка» пер. Э.Ермакова.)
