Казарма - [18]

Рассказ не подошёл.

Зав. отделом прозы, чл. СП СССР

капитан Скороходов".

Прочитав это, я остолбенел и в остолбенелом состоянии находился целый день. Такого откровенно циничного, глумливого ответа я, наивно признаюсь, не ожидал. Наконец-то я окончательно понял, почему так зевательно и неловко читать рассказы, повести, романы о современной армейской службе, которые тискаются в этом журнальчике, в других журналах и книгах.

Да и как не понять?..

Хотя непонятно другое: как это повелось у нас в последнее время, утвердилось и сделалось как бы естественным явлением публикация и издание самой откровенной литературной халтуры? Неужели, читая очередную ширпотребовскую повестушку или новый штампованный роман иного плодовитого сочинителя, думал я, неужели у автора настолько атрофировались в организме мыслительный и совестливый центры, что он не понимает очевидной истины: гонорарные деньги всё равно истают, а вот позорное беллетристическое детище его блудливого ума ещё долго будет вызывать у случайных читателей недоумение, усмешки, раздражение и скуку. А уж о редакторах и рецензентах вроде этого капитана Скороходова и вовсе говорить не хочется. Жаль, правда, что в тех редких разгромных критических статьях, где речь идет о литературной серятине, ещё называются имена авторов-ремесленников, но не припомню случая, чтобы пригвождались к позорному столбу редакторы и завотделами журналов и издательств, способствующие тиражированию угоднических, приспособленческих, вральных, обтекаемых опусов.

А потом кричим: советская литература в упадке, застое... Да, в застое!

Впрочем, сейчас речь идёт в общем-то лишь о так называемой армейской прозе. Уж настолько она опошлилась, дискредтировала себя, что дальше, по-видимому, и некуда. Да что там говорить! Недавно читал одну книжонку, в аннотации к которой сказано, что это первое произведение автора, "недавно отслужившего действительную военную службу. Ему удалось талантливо и достоверно показать будни воинов Советской Армии".

Читал - скулы сводило. В повести этой - то ли "Солдатский остров" называется, то ли "Солдатский материк", что-то географически возвышенное, к примеру, сержант, командир отделения, дослуживающий свое (крамольные слова "дед", "старик" и проч. в книжонке не употреблялись), очень переживал, что один его подчиненный из последнего призыва никак не может успеть вовремя вскочить на подъёме. Сержант сей и беседует с салагой (мой термин), и самолично показывает ему секреты сноровки, и пишет трогательное письмо родителям солдатика, прося совета по воспитанию их отпрыска, и не спит ночами, размышляя о своём подопечном... И, наконец, титанические усилия славного командира отделения увенчиваются триумфом: однажды недотёпистый аника вскочил в положенные секунды. Перед строем личного состава отделения сержант обнимает воина, утирает о его худенькое плечо скупую дембельскую (термин мой) слезу и прерывисто выдыхает:

- Я в вас верил, товарищ рядовой!

А тот, шмыгая носом, тоненько, со всхлипом произносит в пространство:

- Спасибо, товарищ сержант! Вы таперича мне заместо отца родного!..

Вот такие высоты соцреализма.

Глава IV

У-у-уф-фу-фу-у-у! Чего это я так разбрызгался слюной?..

Скопилось, видимо, прорвало (недоброжелатель мой прочитает - съязвит: как канализацию!), выговорился.

Теперь немного о хорошем. О таких, как Акулов.

Списал я его не то чтобы прямо с натуры, но похожих на него, я бы сказал, воинской судьбой ребят в нашей роте служило не так уж мало. Именно судьбой, а не характером. Потому что у всех воинов, сумевших сохранить свое человеческое достоинство с первых же шагов в армии, характеры, натуры были самые диаметрально противоположные - разные, неожиданные. Главное, что ребята их имели - характеры.

Некоторым счастливчикам от природы даётся такая физическая мощь, что им для вызова уважения к своей персоне надо затрачивать совершенно минимальное количество жизненной энергии. Из подобных Муромцев особенно выделялись у нас двое - шофер-сибиряк Коля Андреев и токарь-москвич Руслан Авдеев.

Коля - не длинен, чуть выше среднего роста, но настолько крепко сбит, настолько монолитен в торсе и плечах, что если на него нечаянно наткнуться, разбежавшись, то отлетишь, точно от кирпичной тумбы. Он горяч, горд, вспыльчив, но не самодур, не зол, силой своей бравирует, но слабых пугать не любит. Не боится ни черта, ни Бога, ни стариков, ни командиров. Подчиняться приказаниям старших по званию, конечно, подчиняется, но не суетливо, снисходительно, с ленцой.

Помню один его рассказ из гражданской жизни, который он показывал в картинках, с воодушевлением, раскрасневшись от вкусных воспоминаний.

- Водяра меня редко с ног сшибает, а тут раз перестарался - на свадьбе у друга. С кем не бывает? Аха. Чувствую - поплыл, а наутро - в рейс. Рванул домой, отоспаться надо. Аха. Иду нормально, чуток, правда кидает на встречные столбы. И оставалось до хаты всего метров полста, тут - на тебе: тормоза вж-ж-жик рядом - легавые. Аха.

"Ребята, - гутарю, - вот моя деревня, вот мой дом родной, никому не мешаю, иду спать. Не наглейте!"