Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти - [13]

.

Итак, во второй четверти XIX в. происходит правовое усиление власти губернатора. Все предыдущие попытки утверждения коллегиального начала в губернском правлении не дали ощутимых результатов. Оно по-прежнему «представляло собой коллегию, но само по себе ничего не решало»[119]. В «Наказе» 1837 г. законодатель очертил круг дел, которые подлежали решению в коллегиальном порядке, и тех, которые должны были находиться исключительно в компетенции губернатора. Но при отсутствии механизмов отделения надзора от личной администрации управление вновь сосредотачивалось в одних руках. Постепенно утратив функции контроля и былую автономность, губернское правление превратилось в расширенный вариант губернаторской канцелярии[120]. Авторитарные тенденции проявили себя в законе от 27 августа 1842 г. (он предо ставил начальнику губернии право «обращать внимание» на местные учреждения всех ведомств[121]) и в законе от 2 января 1845 г., превратившем вице-губернатора в помощника губернатора[122]. Этот же закон закрепил подчинение губернских правлений ведомству МВД. Потеряв былую власть над органами местного управления, Сенат лишился всякого участия в управлении страной.

Рассмотрев тенденции и мотивацию принятия нормативных актов, определяющих политику верховной власти в отношении института губернаторства первой половины XIX в., можно заключить, что по законодательным материалам выстраиваются идеальные замыслы политической власти. Зачастую исследователи на основании этих замыслов делают выводы об исторических реалиях. Но «дух законов» нельзя отождествлять со средой и реальными условиями их циркуляции. Административная реальность поддается реконструкции по иным источникам — делопроизводственным текстам, материалам сенаторских расследований, донесениям тайной полиции. При этом локализация темы создает иную перспективу для изучения истории губернаторства. Она «заземляет» замыслы верховной власти и позволяет увидеть зазоры между намерениями и действительностью, исследовать механизмы адаптации правительственной политики к обстоятельствам и особенностям отдельной губернии или целого региона.

Глава II. Контроль за ресурсами губернаторской власти [123]

Уловить в официальных источниках знания неформального свойства непросто. Власть не любит рассказывать сама о себе. Официальная сторона деятельности губернаторов была прописана в законодательстве и хорошо представлена в исследовательской литературе. А вот личностные и профессиональные качества правителя губернии, его умение ладить с вышестоящим начальством, с должностным и выборным окружением становились предметом обсуждения лишь в связи с его отставкой или в результате перевода в другую губернию. В таких случаях в делопроизводственной документации фиксировались различного рода казусы губернаторской власти, превращаясь в неартикулированные бюрократические знания.

Известно, что неформальные ресурсы власти рассматривались законодательством как область девиации. Служебными отклонениями занимались специальные надзорные органы, разбор их был прерогативой сенатского судопроизводства. Этот порядок вещей и привлёк моё внимание. Следственные материалы по увольнениям начальников Казанской губернии предоставляют возможность исследовать неофициальную, теневую сторону их администрирования, выявить способы устранения их от должности.

Если назначение губернаторов определялось столичной конъюнктурой, то процесс отрешения их от должности зависел от местных обстоятельств. Механизм увольнения губернаторов вырабатывался в контексте институциональных реформ XVIII в. Судя по законодательным текстам, инициировать запуск механизма смены губернаторов могли жалобы и доносы представителей губернской бюрократии, местного дворянства, поданные через рекетмейстеров в Сенат и напрямую обращенные на «Высочайшее имя». Становление министерской системы способствовало регламентации процедуры подачи жалоб «с мест». Для проверки указанных в них «беспорядков и злоупотреблений» назначались сенаторские ревизии. Их деятельность и последующее судопроизводство растягивались на несколько лет, стимулируя порождение новых следственных дел. Образованный в результате этого накопления делопроизводственный нарратив аккумулировал информацию о разных сторонах и обстоятельствах административной жизни в губернии, раскрывал условия службы конкретного губернатора. Но даже по этим текстам выявить весь комплекс причин, а также латентную мотивацию участников дела об отстранении губернатора от должности очень непросто. Как правило, такие дела завершались сенатскими указами с шаблонными формулировками: «за злоупотребления и беспорядки»; «за превышение власти»; «за слабость в образе отправления своей должности». Что означали эти клише? Поиск ответов привел к выявлению управленческих практик, к изучению соотношения институционального и неформального ресурсов власти губернатора.

Как у любого чиновника, карьера начальника губернии завершалась официальным отрешением от должности. Формально его служба временных пределов не имела, так как он пребывал в генеральском чине. Увольнение совершалось именем государя по представлению министра внутренних дел. Следствием этого верховного акта могло стать дальнейшее повышение по службе, перевод в другую губернию, отдача под суд, отрешение от занимаемой должности без права продолжения службы. Отставка могла произойти и по собственному желанию: по состоянию здоровья, по семейным обстоятельствам, «вследствие преклонности лет».