Казанова - [88]

Мари Шарпийон вела игру любви и похоти профессионально и цинично. Хотя Пемброк предупреждал Казанову на ее счет, Джакомо заплатил ей за прогулку с ним по темным аллеям Воксхолл-Гарденз, укромному месту для свиданий. Но Мари Анна сбежала с деньгами и посмеялась над ним. Она научилась играть в семейном бизнесе жестко и бесчстно и знала себе цену. Мари была молода, с удивительными глазами, густыми каштановыми волосами и вызывавшими в ту эпоху восхищение тонкими запястьями и щиколотками. Если ее груди и были маленькими, как заметил эксперт Казанова, то они были совершенной формы — она обладала изяществом и изысканностью, якобы унаследованными от маркиза де Сен-Сур, ее родного отца. Она делала карьеру как лучшая лондонская grande horizontal, фантастическая француженка, и у нее было мало времени на Казанову.

Она заявила Казанове, что намерена его завоевать его любовь, а затем мучить и оскорблять его. Было ли это любовной игрой — почувствовала ли она, что должна надеть маску доминирующей госпожи для такого игрока, каким являлся Казанова? Скорее всего, возможно, она почуяла то, о чем он только начинал догадываться — что под его ослепительными латами скрывается ранимый человек, который осознавал нелепость своего положения, придуманных им самим фантазий, нелепости мужского тщеславия и быстротечность похоти. И она осознавала свою власть изводить его сексуально в тот момент, когда его либидо уже прошло свой пик. «Я знал, — мелодраматически объявил Джакомо, — что, достигнув тридцати восьми лет, начал умирать».

Сценарий спектакля разворачивался по всем законам жанра. Джакомо пригласил ее в свой дом и намекнул на свои условия. Ко времени, когда это случилось, некоторые члены ее большой семьи — поскольку все они были европейскими путешественниками — задолжали Казанове деньги. События развивались довольно быстро. Шарпийон дала понять, что желает жить его любовницей в богатых апартаментах в Челси, вроде тех, какие имела, пока ее покровителем был Морозини. Ей нужны были ежемесячные выплаты и слуги. Казанова на все согласился. Договор подготовила ее сутенерша-мать, получив в счет аванса от Казановы сто гиней. Это выглядит холодной финансовой операцией, но именно таким образом в Лондоне профессиональные куртизанки — дамы полусвета — тогда заключали контракты с благополучными джентльменами. Казанова сохранил письма Мари Анны, и они дошли до нас благодаря архиву Праги, многим свойственен необычно раздраженный и невыдержаный тон — она часто попрекала его за дурное настроение и болезненный вид, даже после того, как приняла у него деньги для поддержки «матери, бабушки, теток и человека, которого она выдает за своего отца».

Так или иначе, она решилась проигнорировать ключевой аспект договора. Она не хотела заниматься сексом с Казановой. Действительно, она подралась с ним, когда он обнаружил, что девушка солгала о начавшейся менструации. Дело приняло отвратительный оборот, она ударила его, выкрикивала оскорбления, а он разбил ей в кровь нос, и Мари и ее мать стали угрожать судом и намекать, что обвинят его в содомии — гораздо более серьезном преступлении, нежели побои и принуждение, по-видимому, числившиеся среди католического перечня сексуальных пристрастий Джакомо.

Через несколько дней все немного успокоилось. Семья Шарпийон захотела, чтобы Казанова вернул вексель, который они подписали (вексель доказывает то, что они были должны Джакомо свыше четырех тысяч ливров).

Мари Анна и Казанова принесли друг другу цветистые извинения, и дело казалось улаженным. Она сказала, что он может спать с ней, если откажется от векселя. Он так и сделал. Она плакала от благодарности, и они пошли в постель, но там Мари опять отказала ему. Для Казановы это было неведомым дотоле опытом. Кроме того, Мари нарушала договор, но Казанова знал, что вынужден будет на публике притворяться женихом, а не добродетельным покупателем. Он, посылал все больше подарков. Она в ответ писала благодарственные письма на плохом французском языке.

В конце концов Казанова почувствовал, что игра зашла слишком далеко, и хотя, как среди прочих говорили Пемброк и шевалье Андж Годар, Джакомо был сокрушен, кажется более вероятным, что вместе с его кошельком задеты были его гордыня и мужское тщеславие. Теперь получить Шарпийон стало для него дело чести.

На сельском празднике fete champetre в Ричмонде, в садах со знаменитым видом на Темзу, а затем, по-видимому, в королевском дворце Хэмптон, в лабиринте Тюдоров, Шарпийон продолжала свою изматывающую войну, уязвлявшую гордость Казановы. Она первой затеяла «полномасштабное любовное наступление», валялась с ним на траве и позволяла ему смотреть на свое тело, то есть «сделала все, чтобы [он] уверился в том, что она должна стать его. И снова она вырвалась в последнюю минуту. На миг обезумев, о чем он сразу же пожалел, Казанова угрожает ей перочинным ножом, а потом встает, забирает шляпу и трость, и они возвращаются обратно в более людное место, словно заблудившиеся путники.

Они вернулись в Лондон. Казанова потребовал возвратить ему вексель. Семья отказалась и заявила, что они обдумают эту возможность, а пока пусть Казанова научится «уважать» Мари. Он отправился на Денмарк-стрит в ярости, ворвался в дом и нашел обнаженную девушку в компании парикмахера. Как в шекспировском духе сформулировал Джакомо, пара образовывала «зверя с двумя спинами».