Казанова - [124]

Когда в июле 1769 года Казанова поселился в Лугано, в области Тичино, где, по счастью, не было никакой цензуры, он решил закончить и опубликовать там свое самое амбициозное на тот день произведение – «Опровержение», в котором раскритиковал в пух и прах творение француза Амело де Ла Уссе, «История венецианского правительства», опубликованное в 1676 году, где тот сурово судил о политике венецианского сената. Без сомнения, Казанова также хотел проявить свои таланты историка и писателя, а еще обеспечить себе доходы, но главное – желал, чтобы этот всплеск патриотизма не укрылся от внимания государственных инквизиторов. Теперь его уже утомили постоянные странствия по Европе. По правде говоря, в этой книге свалены вперемешку выпады против ненавидимого им Вольтера и критика в адрес Жан-Жака Руссо; более полемические, нежели методические аргументы против Амело де Ла Уссе, перемежающиеся с историями из его личной жизни, не имеющими никакого отношения к сюжету! Тем не менее книга имела успех: менее чем за год весь тираж трехтомника был распродан. И все же ворота Венеции перед ним не раскрылись. И Казанова, отправившийся в Рим и встретивший там своего старого знакомого кардинала де Берни, стал членом литературной Академии Аркадия под именем Евполомео Пантаксено. Он показал себя серьезным и деятельным академиком, не пропустил ни одного заседания и предложил «элегантное и очень ученое выражение», как писала пресса того времени, чтобы прояснить трудный отрывок из Горация: «Scribendi recte sapere est principium et finis»[110]. Поселившись в следующем году в Болонье, он написал небольшой трактат под заглавием «Lana caprina» («Козья шерсть»), приняв активное участие в яростном споре, в котором столкнулись два выдающихся профессора университета. «На седьмой или восьмой день по приезде в Болонью, я познакомился в книжной лавке Таруффи с молодым кривым аббатом, который подарил мне две брошюры, недавнее порождение гения двух молодых профессоров университета. Он сказал мне, что это чтение меня повеселит, и оказался прав. В одной из брошюр, вышедшей из печати в ноябре прошлого года, доказывалось, что следует прощать женщинам все совершаемые ими проступки, поскольку они зависят от матки, которая заставляет их действовать помимо воли. Вторая брошюра была критикой на первую. Автор утверждал, что матка и в самом деле животное, однако оно не властно над разумом женщины, поскольку анатомии не удалось обнаружить не малейшего канала сообщения между нутром, вместилищем плода и мозгом» (III, 960).

Ознакомившись с подобным бредом, когда первопричину всей женской психологии предполагали в одном из женских органов, Казанова не устоял перед желанием напечатать яростный памфлет, обрушившись на обоих глупых педантов. Этот памфлет, написанный в три дня и напечатанный за две недели в пятистах экземплярах в Венеции, тотчас поступил в продажу к одному болонскому книготорговцу, и вся операция принесла ему тридцать цехинов. Целью Казановы было не столько привнести новые познания в отношении женщин, сколько высмеять своих противников и их физиологический обскурантизм, показав, что, добавляя к гнету, который и так уже испытывает на себе женщина, еще и тиранию матки, они хотят сделать ее безмерно несчастной.

Переехав из Болоньи в Триест, чтобы быть поближе к Венеции, он поставил там комедию «Сила настоящей дружбы» и написал либретто к одной кантате. Также в Триесте он доработал труд, ради которого восемью годами раньше, зимой 1765–1766 года, рылся в Варшаве в архивах богатейшей библиотеки епископа Киевского господина Залусского: «История волнений в Польше со времени кончины Елизаветы Петровны до заключения мира между Россией и Османской Портой, в которой можно найти все события, повлекшие за собой революцию в этих государствах». Он опубликовал два первых тома с конца 1773-го по весну 1774 года у одного издателя из Гориции. Тогда-то и зародился спор по поводу третьего тома: сильно разгневавшись, Казанова обвинил в плутовстве издателя, который отказался передать ему шесть цехинов и двести авторских экземпляров. Издатель, со своей стороны, заявлял о небрежности автора, выставлявшего в свою защиту несерьезные аргументы. В конце концов, несмотря на обещания Джакомо, четвертый том в свет так и не вышел.

Наконец он вернулся в Венецию. Радость была с оттенком грусти, потому что ему теперь уже пятьдесят, лучшие друзья на том свете, ему не приходится рассчитывать ни на чью моральную, а главное, финансовую поддержку. Только перо помогло бы ему сводить концы с концами. Он многого ожидал от своего стихотворного перевода «Илиады» на итальянский язык. Первый том, посвященный «Его светлости монсеньору Карло Спинола, маркизу Священной Римской Империи и прочая и прочая» и включавший пять первых песней, вышел в 1775 году у печатника Модесто Фанцо, а второй, посвященный лорду Тилни, – в начале 1776 года. Третий том вышел в 1778 году и был посвящен Джан Доменико Стратико, некогда бывшему доминиканцем, жадным до всех земных наслаждений, а теперь ставшему епископом в Далматии. Четвертый том так света и не увидел, и не только потому, что Казанова вел беспорядочное существование, занятый добыванием средств к существованию, что мешало усидчивому труду и любой последовательной деятельности: в 1776 году «неожиданно» вышла другая венецианская «Илиада» в переводе настоящего эллиниста, иезуита Кристофоро Ридольфи, которая быстро затмила краткий, чисто светский успех его собственного труда.