Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа - [28]

«С начала XVIII века, после того как на Дон докатилась волна передвигающихся с востока на запад калмыков, — писал крупный специалист по коневодству А.Ф. Басов, — положение в коневодстве начало резко меняться. Калмыки привели с собой огромное количество лошадей монгольской породы. Такой поток прежде всего увеличил общее количество конского поголовья на Дону и одновременно придал ему определенный тип. Монгольская (калмыцкая) лошадь и послужила тем фундаментом, на основе которого создалась донская лошадь»^{116}.

Донская лошадь с момента рождения проходила школу закалки в табуне. Все поголовье круглый год, кроме нескольких зимних месяцев, находилось под открытым небом на выпасе. Летом переносило после зной и иссушающие ветры, от которых степь выгорала. А зимой мучилось от голода, если из-за плотной ледяной корки не могло добыть занесенную снегом сухую траву.

Словарь Брокгауза и Ефрона дает следующее описание донской лошади XIX века: «Казачья лошадь характеризуется горбатой головой, тонкой и длинной шеей, прямой и сильной спиной, глубокой подпругой, длинными и сухими ногами и вообще тощим складом тела и небольшим ростом (редко выше 2 арш. II в. — 151 см); масть преимущественно бурая, караковая и рыжая, реже серая или гнедая. Она отличается неутомимостью, выносливостью и неприхотливостью к условиям содержания, остротой зрения и дальнозоркостью, дикостью нрава и быстротой хода (6 вер. в 9 мин и 13 вер. — в 18 мин)».

Казаки считали, что донская лошадь, как и человек, обладает особым характером. Она памятлива, характер у нее твердый, горячий, первое время — недоверчивый. Конь в плечах не широк, в крестецах достаточно просторен, подпруга глубокая, но не круторебрая, живот подобран, спина прямая. Конь должен быть «неутробист».

Бедро и стегно у донского коня длинны и выпрямлены. Копыто твердое. Ноги высокие, прямые, крепкие, сухие. Мах редок, но широк.

Конь обычно спокоен. Пугливые среди донских лошадей — редкость.

В деле эта лошадь гибкая и ловкая, смело идет на любые препятствия. Способна совершать большие переходы.

При хорошем уходе донская лошадь могла служить до 20 лет.

С конца XVIII века на Дону возникают частные конные заводы (Платова, Мартынова, Иловайских и др.), которые улучшают сложившуюся породу, добавляя в нее кровь лучших персидских и карабахских лошадей. Так в течение XIX века сложилась новая донская порода, сохранившая скорость, выносливость и неприхотливость и приобретшая изящество форм. Та донская порода, которую мы знаем сейчас.

Но перед 1812 г. большинство донских коней были «тощими и неприглядными».

В 1810 г. на территории Войска Донского числилось 153 899 лошадей (в том числе у калмыков — 17 800). То есть примерно по три лошади на одного боеспособного казака.

В XVIII—XIX вв. сложилось и особое отношение казаков к своим коням, сохранившееся до XX в.

Уже в XX в. И. Бабель, увидев казаков в 1-й конной армии Буденного, отметил в своем дневнике: «Великолепное товарищество, спаянность, любовь к лошадям, лошадь занимает ½ дня, бесконечные мены и разговоры. Роль и жизнь лошади»^{117}.

«Я понял, что такое лошадь для казака и кавалериста, — писал И. Бабель. — Спешенные всадники на пыльных горячих дорогах, седла в руках, спят как убитые на чужих подводах, везде гниют лошади, разговоры только о лошадях, обычай мены, азарт, лошади мученики, лошади страдальцы, об них — эпопея, сам проникся этим чувством — каждый переход больно за лошадь»^{118}.

Любовь к лошади складывалась следующим образом: в 3—4 года дети садились на отцовского коня, водили его в ночное, где постоянно устраивались состязания в ловкости и силе; в 14 лет подростку покупали собственного коня-двухлетка, которого предстояло «наезживать», учить. Конь и казак росли вместе, и порой казалось, что конь знает, о чем думает казак, а тот знает, о чем думает конь.

Эти практически родственные чувства заметил И. Бабель: «Лошадь это все. Имена: Степан, Миша, братишка, старуха. Лошадь — спаситель, это чувствует каждую минуту, однако избить может нечеловечески»^{119}.

А.К. Денисов вспоминал, что донские казаки «очень хорошо управлялись» со злыми неуками^{120}.

При выступлении на службу к лошадям предъявляли определенные требования. Так, для Лейб-гвардии казачьего полка офицеру Чеботареву было поручено купить в Черкасске конское снаряжение и было указано купить «совершенно годных к службе соответственных полку здоровых добротных и хороших статей 100 лошадей начиная с 4-хъ не старее 8-ми лет и не ниже мерою 2 аршина 1 вершок»^{121}. Как видим, даже для гвардейского полка подбирались лошади не ниже 147 см роста.

Для ополчения 1812 г. нормы были снижены. Дворянское собрание постановило собрать для него лошадей, «каковые лошади должны быть не моложе 4 и не старее 12 лет, притом не увечные и не неуки, а здоровые и способные к верховой езде. Причем позволяется давать и кобыл»^{122}.

Впрочем, казаки не гнушались лошадьми и других пород. Черкесский конь у командира казачьего полка был отмечен Н. Дуровой^{123}.

М.И. Платов рапортовал М.И. Кутузову 19 декабря 1812 г.: «Поручил я ему, князю Касаткину, таковую покупку произвесть из Воронежской губернии и других местностей] легких и способных к казачьей службе лошадей…»