Казаки на персидском фронте, 1915–1918 - [50]

Графиня Бобринская очень сдержанна. Она никогда не кричит, но говорит строго и решительно. Так заставляет ее говорить и действовать вера в дело, которым она управляет. Она убеждена всегда в правильности того, что делает. Сомнения существуют, только пока она принимает решение. Но раз оно принято – довольно. Точка. Графиня права, всегда права. Она бранит на людях Тифлис и Петербург за непорядки в снабжении армии и нас.

– Графиня, не стоит строиться, не век же будем воевать, да и Комитет не утвердит этих расходов.

– Наплевать, утвердит, а не утвердит, – тоже наплевать.

Это ей принадлежит крылатое слово, громко сказанное Баратову, при отступлении от Хамадана. Баратову доносили:

– Такие-то полки, там-то, отходят так-то…

– Какие там полки. Это табор, – сказала графиня, – цыганский табор, а не войско.

Там было все расстроено и шло толпой, кучей, в беспорядке, уходя от турок, зноя, болезней и жажды…

* * *

Любила графиня свое дело превыше всего. Но когда ей показалось, что во имя дела должна уйти она и передать знамя другому, она предложила это сама… С болью большой в сердце, со слезами на глазах, но отказывалась во имя долга, от того, что любила…

А когда революция коснулась фронта, кому, как не ей, всеобщей любимице, демократке истинной, – ибо любили ее солдаты и казаки, – было продолжать работу.

Покинула графиня Бобринская фронт, и с ее отъездом опустился занавес после первого, ярко сыгранного, акта персидской поэмы.

Глава десятая ТАБОР

Восемнадцатого июня турки остановились у Биссутуна, а двадцать пятого июля опять перешли в наступление. Пять недель они были в бездействии. Отдыхали, приводили себя в порядок и подтягивали помощь из тыла. Отдохнули и наши войска. Турок было впятеро больше нас. Баратов отдал приказ отходить. Очистили Сахне и Кянгавер, а двадцать шестого июля начались бои по всему фронту – протяжением в двести верст. Фронт этот начался от Керг-Абада, что против Сенне, продолжался далее на Ассад-Абадских высотах и оканчивался у Периспе, а на левом фланге оперировали, в указанных трех районах, конные отряды генерала Радаца, полковника Степчанского и партизаны Бичерахов. и Буруджира. Правым флангом – Курдистанским отрядом – командовал генерал граф Нирод.

Бои были ожесточенные и продолжительные. Особенно трудно было на флангах: из-за малочисленности конницы и бездорожья. Главный удар турки направили все же на наши главные силы. Исхан-паша отдал приказ раздавить нас. Казалось, уничтожив центральную группу русских, с флангами будет легко справиться…

* * *

Наступил рамазан. Девятый месяц магометанского лунного года. Весь этот месяц шииты проводят в строгом посте, поэтому слово «рамазан» употребляется как синоним поста. С того момента, на рассвете, когда невозможно уже отличить белую нитку от черной, и до захода солнца, мусульманам воспрещено есть, пить, предаваться любви. Коран воспрещает в это время купаться, вдыхать благовонный запах, проглатывать слюну, целовать женщину. Больной, принимающий лекарство, нарушает закон; чтобы очиститься, он должен накормить бедняка, а по выздоровлении в посте и молитве обязан наверстать, что не исполнил согласно закону во время болезни. Во время рамазана уменьшается темп торговых сношений, а некоторые из купцов, особенно религиозные, совсем прекращают заниматься торговыми делами.

Государственная деятельность ослабевает, а самые важные дипломатические дела откладываются до следующего месяца. Религия предписывает обязательный пост, и от соблюдения его освобождаются лишь роженицы, воины, находящиеся в походе, и путешествующие.

Знойные улицы городов Персии обычно малолюдны. Во время рамазана они пусты. В городе мертвая тишина. В крытых коридорах базаров нет обычной суеты делового дня…

После захода солнца город оживает. Он наполняется звуками, шумом, движением. На узких кривых улицах появились пешеходы, на площадях, у мечетей – толпы народа. Когда стемнеет и на небе начинают зажигаться звезды, переливами цветных огней таинственно светят окна. Храмы полны. Молящиеся непрерывной волной стремятся в открытые арки мечетей. По темным, кривым переулкам города запрыгали движущиеся огни, правоверные – с фонарями в руках. Вечерняя прохлада улиц привлекает людей. На крышах обитатели домов, семьи правоверных собираются группами подышать вечерним воздухом, полюбоваться сумеречными красками неба и гор и слушать мистический хаос звуков ночи рамазана. В разных концах города бьют барабаны. Тупые удары переходят в равномерную дробь. Музыкальной спиралью режет вечернюю тишину мелодия флейты, свирели и грубой военной трубы. Звуки растут. Над городом грохот и шум. Заунывные голоса поющих молитвы сливаются в неумолчном нарастающем стоне с печальной мелодией стоголосой музыки, с барабанным боем. Над городом стоны, гам, какофония. К полуночи дикие вопли растут… Горе и плач, барабаны и музыка. Глубокая ночь. Скоро рассвет. Почему же люди не спят?

* * *

В Хамадане слышно буханье орудий. Началась суматоха, которая всегда предшествует эвакуации. Еще пару месяцев назад Хамадан был глубоким тылом русской армии. Здесь расположились большие госпитали, центральные вещевые и продовольственные склады и расквартированы многочисленные корпусные учреждения. Здесь же и штаб корпуса.