Казак Дикун - [35]

Федор Дикун и его напарник в тот же день к вечеру, когда легкий морозец сковал землю, возвратились в свою сотню. В казарме, где в светильниках зажглись редкие каганцы, повис полумрак. Однако же жизнь тут била ключом, от людских голосов стоял сплошной гомон. Оставив верхнюю одежду у своих нар, однокашники отправились на ужин, раздача которого началась во временной полковой столовой, оборудованной под широким брезентовым пологом.

После приема пищи, перед вечерней поверкой, Федора позвал сотник Степан Щека и дал ему указание:

— Ты у нас немного грамотой владеешь, помоги хорунжему Герасиму Татарину и писарю Чернаущенко закончить составление списка казаков, мы его сегодня и объявим.

Собственно, список уже имелся. Его следовало лишь слегка подкорректировать, переписать, чем и занялся Федор совместно с хорунжим и писарем. В последние дни кое‑кто из зачисленных в сотню выбыл по болезни и по переводу в другие подразделения. Требовалось внести из

менения. Даже сам есаул Павленко, что утром посылал Федора на хозяйственный двор, вечером оказался на той же должности, только в пятой сотне первого полка. А вместо него есаулом сотни стал Григорий Белый. Такая подвижка и замена комсостава предваряла собой дальнейшую, еще более частую перестановку командных кадров.

В именном списке Федор Дикун шел тридцать пятым, впереди него значился Никифор Чечик, а после Федора следовал Иван Капуста, Семен Дубовской, Степан Кравец, Мартын Антоненко, Федор Василенко, Павел Ткачев, Андрей Штепа, Семен Ревуцкий и еще много других васюринцев. В одну из пяти сотен первого полка был зачислен 30–летний Прокофий Орлянский, совсем недавно прибывший из Малороссии и вступивший в казачье звание Васюринского куреня.

По зачтении списка между казаками весь вечер продолжался оживленный разговор. В нем принял участие и Федор Дикун. Расположившись на скамейке вблизи пирамиды с оружием в кругу земляков — однокашников, он им сказал:

— Нас подстерегает немало опасностей. Надо теснее держаться друг друга. Взаимовыручка и взаимопомощь на походе и в боевой обстановке — лучшие талисманы казака. Так говорят старые ветераны.

Не только в этой сотне — во всех подразделениях обоих полков под строгим контролем старшин, фельдфебелей и сержантов казаки чистили и драили оружие и амуницию, штопали бельишко и зашивали прохудившиеся чеботы, запасались ложечниками и кисетами, на утренних и вечерних молитвах воздавали хвалу господу Богу и просили его, чтобы он даровал им удачу в столь нелегком предприятии.

У походного атамана Головатого весомость забот была еще более значительной. Вместе с Захарием Чепегой он отправил послание в Санкт — Петербург Платону Зубову. Сигнал их запечатлел трудную обстановку в войске: три года неурожай, засуха, «одни только семена свои получили». Потому с пропитанием войска возникли серьезные сложности.

Батьки просили, чтобы он походатайствовал перед царицей, «родной матерью нашей» о выделении черноморцам необходимого провианта. И надо отметить: позднее их просьба возымела действие. Хоть не в полном объеме,

в половинном, мука и крупа поступали на Тамань через Таврического генерал — губернатора С. С. Жегулина.

Тому же адресату Головатый послал благодарственное письмо с признательностью за доверие возглавить поход казаков в Персию и, само собой разумеется, с непревзойденной антоновой заначкой:

«Беру я и сына, находившегося прежде под милостивым вашим благопризрением, Александра… Четырех же моих сыновей, одного в Санкт — Петербурге в кадетском корпусе находящегося Афанасия и трех малолетних: Матвея, Андрея и Константина в таманском моем доме оставляемых… прошу не оставить отеческим благопризрением».

Наступил срок отбытия полков — 26 февраля. Он совпал с масленицей. В тот вторник весь Екатеринодар пробудился рано. Где‑то в половине седьмого с восточной стороны крепости ухнула пушка и звук ее выстрела возвестил большой сбор в дальнюю дорогу. Люди потянулись к войсковой церкви, сюда же строем вытягивались пешие полки, которым на Каспии предстояло, возможно, даже превратиться в конные части или в десантные морские силы в зависимости от сложившихся обстоятельств.

В 8 часов у церкви собралось уже много старшин, казаков, чиновников, неслужилого населения, одетых в лучшие свои зимние наряды. Пестрели тут свитки, кафтаны, черкески, кожухи и другое мужское верхнее одеяние, пальто и шубы с меховыми воротниками у женщин, воздевших на головы шали, полушалки и пуховые платки, кучкуясь кому где нравилось и кому где отводилось место для построения.

В девять часов началась обедня. По окончании молебна освященную икону морского Николая Чудотворца архиепископ Роман Порохня поставил на прибранный и украшенный стол, где уже лежали полковые и старшинские перначи. Значит, все‑таки уже была определенная осведомленность о предстоящих морских операциях черноморцев, их десантировании на персидские берега с помощью судов Астраханской военно — морской базы.

Истово, со всей церемониальной одушевленностью, большой золоченый крест протоиерея целуют Захарий Чепега и Антон Головатый, за ними — полковники Великий и Чернышев, полковые и сотенные старшины, служители духовенства возвысили и держат над их головами святые иконы с изображением Иисуса Христа, девы Марии и самых почитаемых апостолов.