Казак Дикун - [32]

Шрифт
Интервал

— В лодки и — на тот берег.

Вскоре речная флотилия казаков с их почетными соседями причалила к бжедугскому берегу, а потом вся представительная группа прибывших двинулась к месту церемониальной встречи. На всем пути ее сопровождала музыка из серебряных и медных зурн, сопелок и трещоток.

Впереди в такт мелодиям выделывали грациозные плясовые движения три стройных молодых джигита. На лицах черкесских узденей и простолюдинов прочитывались добрые чувства к черноморцам. Среди бжедутской и хату- кайской знати выделялись князья Аслан — Гирей, Айтек и Баток Гаджиевы, мурза Давлет — Гирей, дворяне Заромк, Догуз Шеретлок и другие. По обычаю предков, они встретили Батыр — Гирея и высокого черноморского гостя поясным поклоном и прижатием правой руки к груди в области сердца. За их приветствием последовала речь Батыр- Гирея, а затем и слово Головатого. Развернув перед собой гербовый лист бумаги, войсковой судья приступил к зачтению текста документа и разъяснению его основных положений.

— Резолюция матушки — царицы и светлейшего князя Платона Зубова, — громко комментировал он, — состоит в том, что они готовы оказать все возможные милости хатукайскому и бжедугскому народам и их дворянству, если они будут дружественно, по — добрососедски относиться к черноморским казакам и всему русскому государству, не делать никаких набегов, удерживать от этого другие черкесские племена, сохранять на границе спокойствие и тишину.

Переводчик старательно воспроизводил смысл сказанного на черкесском языке. Содержание речи Головатого встретило единодушное одобрение. Когда он закончил говорить, краткое слово произнес Батыр — Гирей:

— Спасибо русской царице и князю, — заявил он, — за их понимание наших нужд. За прием, который мне был оказан в Санкт — Петербурге. Хатукайцы и бжедухи полны стремления жить с россиянами в постоянном мире и дружбе.

А потом, чуть понизив голос, добавил:

— Но за всех черкесов, к несчастью, мы поручиться не можем.

С противоположного берега Кубани хорошо просматривался весь церемониал встречи, но произносимых речей, конечно, екатеринодарцы расслышать не могли, доносились лишь отдельные обрывки фраз. Находясь рядом с одним из знакомых казаков, Федор Дикун заметил:

— На слух не воспринимается, а на глаз — все понятно.

В закубанской пойме еще долго продолжались музыка, танцы и джигитовка в честь гостей, даже застолье состоялось с запитием магарыча, в ходе которого князья и

мурзы обещали пресекать действия разбойных шаек и прежде всего враждебно настроенных абадзинцев, чей князь Юсуп плел бесконечные интриги против черноморцев, засылал шпионов в Грузию с целью выведывания, какую ей оказывают помощь русские войска в отражении агрессии Персии, готовил нападение на Медведовский, Каневской и другие казачьи курени. Анапское недреманное око Сеид — Мустафы — паши не спускало взора со своего верного сообщника и всячески вдохновляло его на неправое дело.

В персидском походе

«Нарядить… самых отборных молодцов с добрыми старшинами, объявив им, что они будут употребляемы для поисков на берегах персидских».

Из предписания войску верных казаков черноморских о походе в Астрахань.

С осени 1795 года Федор Дикун выбыл из строительной команды и приступил к службе на Екатеринодар- ском меновом дворе. Дела тут велись сугубо хозяйственные, а отправление служебного долга носило чисто военный характер. Вооруженная охрана, как и на остальных двух меновых дворах войска, зорко следила за тем, чтобы при товарообмене между казаками и горскими племенами не возникало конфликтных ситуаций, соблюдался партнерский кодекс чести и не происходило никаких краж и хищений предметов обмена — товаров и продуктов питания, строго охранялись интересы той и другой сторон. Казаки в основном привозили на обмен соль, добытую в приазовских лиманах, а горцы — пшеничное и ячменное зерно, крупу, бурки, бешметы и другие рукодельные изделия.

Однажды, еще при заведовании меновым двором Сте

паном Шепелевым, сюда, на самый высокий береговой взлобок реки Кубани, рядом с Богоявленской пристанью, заглянул войсковой судья Антон Головатый. Он прошелся по аппарели с фальконетной установкой, осмотрел глинобитную халупу, громко именуемую казармой, вступил в разговор с казаками.

— Вас тут немного, всего восемнадцать человек, — внушительно стал он растолковывать своим слушателям значение их службы. — А делаете вы большое дело. Под вашим присмотром и охраной совершаются важные торговые операции, без которых войско жить не может.

И он далее назвал целый букет цифровых выкладок, сколько казаки меняют соли на пшеницу, рожь и просо, муку и мед, бурки, полсти и иное продовольствие и снаряжение, какой выигрыш получают черноморцы от экономических связей с закубанскими соседями.

Головатый гулко прокашлялся, затем спросил:

— Понятно, молодцы?

— Как есть понятно, — ответил дружный хор голосов.

Судью чем‑то привлек сочный, густой баритон, принадлежавший Дикуну, с полгода назад отпустившему шелковистые, в подкову усы и выглядевшему теперь постарше своих двадцати двух лет.

— Постой, постой, — вслух стал припоминать судья. — Да ты, кажись, Дикунов сын Федор?


Еще от автора Алексей Михайлович Павлов
Поминальная свеча

В настоящий сборник включена лишь незначительная часть очерковых и стихотворных публикаций автора за многие годы его штатной работы в журналистике, нештатного сотрудничества с фронтовой прессой в период Великой Отечественной войны и с редакциями газет и журналов в послевоенное время. В их основе — реальные события, люди, факты. На их полное представление понадобилось бы несколько томов.


Иван Украинский

В авторской документально-очерковой хронике в захватывающем изложении представлены бурные потрясения на Кубани в ходе гражданской войны 1918–1920 гг. через судьбы людей, реально живших в названную эпоху.


Рекомендуем почитать
Деды и прадеды

Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)


Испорченная кровь

Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.


На всю жизнь

Аннотация отсутствует Сборник рассказов о В.И. Ленине.


Апельсин потерянного солнца

Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.


Гамлет XVIII века

Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Северная столица

В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.