Казачий спас - [14]

Этим оружием можно было владеть, но стать его хозяином мог только настоящий воин. Григорий помнил старую легенду, услышанную от деда, что настоящее булатное оружие всегда само выбирает себе хозяина и служит ему и его потомкам. А если человек чем-то не устраивает такое оружие, то оно уходит от него. Ломается или позволяет его убить. И вот теперь, аккуратно уложив кинжал в свой походный сидор, рядом с кинжалом деда, парень быстро уложил все остальное в холстину и, увязав ремнями, спустился во двор.

К тому времени водитель Ермолай выгнал из сарая автомобиль и, с важным видом усевшись за руль, прогревал двигатель. Увидев парня с большим узлом, он быстро выбрался из салона и, подняв крышку багажного отделения, скомандовал:

— Клади свое барахло сюда. Нечего железом обивку драть. Да не бойся, не выпадет, — усмехнулся водитель, заметив сомнение на лице парня.

— Да я не за то беспокоюсь, — отмахнулся Гриша. — Оружие, оно ведь тоже уважения к себе требует. А ты его словно что ненужное, в сундук.

— Сам ты сундук, — возмутился Ермолай. — Это называется багажное отделение. Или багажник. Специально для всякой клади сделан. Так что клади, не сомневайся.

Вздохнув, Григорий нехотя сунул баул на указанное место. Князь, наблюдая из-за двери за этой картиной, только усмехнулся и, сойдя с крыльца, приказал:

— Ермолай, едем на базар. Только не гони, а то снова обыватели на тебя жалобы писать станут.

— Как прикажете, ваше сиятельство, — кивнул водитель, распахивая дверцу.

К удивлению Гриши, Ермолай успел изучить город и довез их до базара менее чем да четверть часа, при этом умудряясь выбрать дорогу пошире и поглаже. Оставив его в машине, Гриша с князем отправились на торжище. Тут пришлось удивиться уже самому князю. Закинув на плечо баул с оружием и, осмотревшись, казачок решительно зашагал в сторону, откуда доносился звон металла и тянуло разогретым железом.

Ловко скользя среди лоточников и коробейников, парень решительно пробирался к кузнечным рядам. Иногда наблюдавшему за ним князю казалось, что парень умудряется замечать препятствия, даже находящиеся у него за спиной, так ловко он сдвигал свой тяжелый баул, чтобы не ушибить кого ненароком. Но самое большое удивление настигло князя, когда казак вдруг резко развернулся и, перехватив руку тощего мужичка, вывернул ее так, что мужик взвыл от боли.

— Пусти, тварь! — захрипел пойманный, разжимая пальцы перехваченной руки.

Из них выпало что-то небольшое, и Николай Степанович, не сдержав любопытства, нагнулся, чтобы поднять непонятный предмет. Им оказалась копеечная монета, край которой был заточен, словно бритва.

— Отпусти человека, парень, если шкура дорога, — раздался чей-то угрожающий голос.

— Ты сначала доберись до моей шкуры, — жестко усмехнулся Гриша, усиливая нажим на руку пойманного.

— А-а-а, — разнесся над базаром вопль боли.

Быстро осмотревшись, князь вдруг понял, что они с Григорием оказались окруженными на пятачке, откуда уже успели сбежать все торговцы. Сообразив, что это не простые обыватели, Николай Степанович сунул руку в карман.

— Оставь свою пукалку, господин хороший, и ступай себе мимо. До тебя у нас дела нет, — повернулся к нему здоровенный мужчина со шрамом через все лицо. — А вот казачка твоего придется поучить как следует.

— А силенок-то хватит? — презрительно усмехнулся казак.

— Да ты, видать, совсем добрых людей не уважаешь, если смеешь грозить! — возмутился мужик со шрамом.

— Я честных людей уважать привык, а не шваль каторжную, — фыркнул парень. — Добрые люди свое добро трудом зарабатывают, на чужое не зарятся.

— Да ты никак меня учить вздумал, сопляк?! — взревел мужик и шагнул к парню, занося пудовый кулак.

Что было дальше, Николай Степанович вспомнил уже после, рассказывая об увиденных событиях полицейскому дознавателю. Сбросив баул с плеча, Гриша шагнул назад, одновременно швыряя его в ноги нападавшему и с силой ломая руку воришки. Мгновений замешательства ему хватило, чтобы выхватить из-за спины нагайку и с ходу хлестнуть ею громилу, стоящего у него за спиной. Обратным ударом он достал мужика со шрамом и тут же дотянулся до того, что набегал сбоку.

Нагайка свистела в воздухе, словно былинный Соловей-разбойник, и с каждым ударом базар оглашал вопль боли. Гриша ломал руки и ноги, нанося удары по суставам, разбивал лбы и носы, превращая лица в кошмарные кровавые маски. Спустя минуту все было кончено, а повисшую над базаром тишину разрывали трели полицейских свистков. Николай Степанович изумленно разглядывал результат трудов своего подопечного, не веря собственным глазам.

Пять тел валялись в пыли, издавая только слабые стоны. Подбежавшие полицейские, числом аж трое, растерянно затоптались рядом с поверженными разбойниками, не понимая, что делать дальше. Решив, что его вмешательство заставит этих служак взглянуть на дело с нужной стороны, Николай Степанович шагнул вперед и, найдя взглядом старшего в этой не святой троице, заявил:

— Я князь Воронцов-Ухтомский. Эти люди посмели напасть на меня и моего человека. Немедленно арестуйте их и отправьте в участок. Свои показания я сообщу лично полицмейстеру города. Если они вам еще потребуются, конечно.