Казачий Дон: Пять веков воинской славы - [85]

Даже когда в большевистской политике по отношению к казачеству намечалось некоторое смягчение, как это было, например, в середине 1920-х годов, ее общая антиказачья направленность оставалась прежней. Так, например, в избранный на I Северо-Кавказском краевом съезде Советов, проходившем в феврале 1925 г., Краевой комитет Советов вошли 31 крестьянин и только 1 (!) казак. В решениях апрельского 1925 года пленума ЦК РКП (б), знаменовавших смягчение политики по отношению к казачеству, отмечалось, что общая политика партии в отношении деревни в условиях казачьей жизни должна была проводиться с учетом местных особенностей и традиций, а игнорирование «особенностей казачьего быта и применение насильственных мер по борьбе с остатками казачьих традиций» признавалось недопустимым. В то же время пленум указал на необходимость классового подхода к казачеству и высказался против предложения вынести обсуждение вопроса о казачестве на более высокий уровень – на Всероссийский съезд Советов. Таким образом, признавая наличие «остатков казачьих традиций» и бытовых отличий казаков, большевистское руководство по-прежнему смотрело на казачество исключительно как на особого рода крестьянство. После этого пленума казакам разрешили носить лампасы и другие элементы традиционной казачьей одежды. Многочисленные же особенности казаков этнического характера либо вообще не замечались, либо безосновательно причислялись к проявлениям казачьей сословности. При этом вполне закономерный вопрос о том, чем же объяснялась такая живучесть особенностей внутренней жизни казачества спустя много лет после полной ликвидации сословной организации казаков и упразднения вытекавших из нее казачьих прав и обязанностей, оставался без ответа. Что же касается внутренней сущности, основного содержания советской политики по отношению к этим особенностям, то о них можно судить даже по официальным партийно-государственным документам того времени. Например, в постановлении Северо-Кавказского краевого исполнительного комитета Советов «О работе советов в бывших казачьих областях Северо-Кавказского края» от 25 августа 1925 г. и в разработанном на его основе специальном циркуляре окружным исполкомам говорилось о необходимости всем партийным и советским органам проводить целенаправленную работу по устранению «казачьих бытовых особенностей». В постановлении подчеркивалось, что «казак не должен видеть и здесь издевательства и насмешек, ни голых приказов и насилия. Исключая случаи, требующие применения немедленных административных мер, нельзя забывать, что переработка была – дело культуры, что ее единственное оружие здесь – только воспитание сознательности казачьих масс». Документ, как видим, весьма красноречиво свидетельствовал о том, какими методами велась «работа» советских органов среди казачества до этого времени.

После начала коллективизации сельского хозяйства и раскулачивания против казачества вновь усилились прямые репрессии. Так, в приказе Объединенного государственного политического управления (ОГПУ), известного «преемника» печально памятной Всероссийской чрезвычайной комиссии, от 2 февраля 1930 г. указывалось на необходимость ликвидации так называемого «контрреволюционного актива», в состав которого были отнесены не только зажиточные казаки и крестьяне, но и все без исключения бывшие белогвардейцы и казаки, вернувшиеся ранее на родину из вынужденной эмиграции. В тогдашних условиях бывшей Донской области это означало физическую ликвидацию наиболее образованной части казачества, являвшейся, среди прочего, и носителем казачьего самосознания, культуры, морально-нравственных основ.

По предложению известного партийного деятеля Л. Кагановича и в соответствии с принятым в декабре 1932 г. решением совместного заседания Бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП (б) и Комиссии ЦК ВКП (б) не выполнившие плана поставок государству хлеба казачьи станицы заносились на так называемые «черные доски». На практике это означало полную изоляцию этих станиц, прекращение подвоза товаров, свертывание в них всей внутренней торговли, арест всех подозреваемых в «саботаже» жителей. Для казаков этих станиц все это выливалось в повальные всеобщие реквизиции всего продовольствия, в плотное оцепление этих станиц войсками и массовой гибелью от голода всех их жителей. Таких «чернодосочных», полностью вымерших станиц было 13 на Кубани и 4 – на Дону.

Только в апреле 1936 года, ввиду нарастания в мире военной угрозы, были отменены все существовавшие ограничения в отношении воинской службы казачества. В это же время принимается и решение о формировании донских, кубанских и терских казачьих кавалерийских дивизий. Тогда в Красной Армии существовали национальные кавалерийские части (башкир, татар), и казачьи полки как бы приравнивались к ним. В феврале 1937 г. в Северо-Кавказском военном округе была создана сводная кавалерийская дивизия в составе Донского, Кубанского, Терско-Ставропольского казачьих полков и полка горских национальностей. Эта дивизия с большим успехом участвовала в параде 1 Мая 1937 г. на Красной площади в Москве. В то же время ни о каком воссоздании утраченных и развитии сохранившихся этнокультурных особенностей казачества никто даже и не заикался. Казачество просто объявили «советским».